— А то! — выпалила, сжимая кулаки. — Судя по твоей роже, все мозги в рост ушли!
Оборотень глухо зарычал, но тут опять подключился ребенок.
— Уа-а-а!
— Господи, да сделай уже хоть что-то! — всплеснула руками. — Она же плачет!
— Не твое дело, — рявкнул дубина в кожанке. — Давай топай обратно в свой детский сад.
— Уа-а-а!
Оборотня перекосило, а Виктория не выдержала и протянула руки к люльке.
— Дай! Дай ее мне сейчас же! Иначе весь район сбежится!
Из окон уже выглядывали соседи. Скоро этот сонный городишко будет гудеть. Отличное, мать его, начало дня!
Оборотень сверкнул невозможной чернотой глаз, опять выругался, но сунул ей люльку.
Ох, ты ж… Пришлось напрячься, чтобы не уронить. Тяжеленькая!
— Ну-ну, — заворковала, устраивая переноску на капоте. — Сейчас… О, господи, капуста маленькая… Кто тебя так одел?!
Булат глубоко вздохнул, сжал кулаки, но вместо того, чтобы схватить девку и вышвырнуть прочь, очень медленно выдохнул.
Пигалица! Тощая конопатая девка, посмевшая разинуть свои лепешки и начать учить его жизни! Ярость клокотала под кожей и зудела на кончиках пальцев, подталкивая свернуть худую шейку, чтобы навсегда прекратить поток бреда, который несла девка.
Булат прищурился, борясь с искушением отвесить ей хотя бы затрещину.
Нельзя!
Если он хоть пальцем двинет — идиотку размажет по стенке. Проклятье, до чего мелкая! Еще и рыжая какая-то. Нет, медно-каштановая. Короткие прядки могли похвастать насыщенным спокойным оттенком, в то время как у Эльвиры рыжина уходила в более яркие и тревожащие глаз цвета.
Так, стоп. Думать о жене своего братца-придурка — дело последнее. Хотя только Эль оказалась более или менее вменяемой. Даже поздравление присылала на праздники, только Булат все равно не отвечал. Незачем. Со своей семьей он давно не общался, лишь перед матерью изредка отчитывался, что жив еще.
Пока он варился в собственном соку из злости и раздражения, ребенок затих. Еще что-то булькал, но уже не оглашал окрестности зубодробительным визгом.
— Хорошая девочка, малышка… Ох, фу, кнопка… Ты обкакалась!