— Ты бы послушал себя со стороны, — усмехнулся старик. — Твои россказни — бред алкоголика в разгар приступа белой горячки.

— Пошел прочь! — рявкнул вдруг Гордеев.

С ним случались подобные вспышки. Он резко выходил из себя. Ярость его оказывалась настолько сильной, что Гордеев переставал контролировать собственные поступки. В такие мгновения ему казалось, что он висит в воздухе, сантиметрах в двадцати от пола. Его несло ветром ярости, как огромный воздушный шар. Гордеев наблюдал за собой словно со стороны, оцепенев от ужаса и бессилия.

— Ты же знаешь, я не могу уйти, — возразил из зеркала старик и добавил: — К сожалению.

Гордеев подхватил со столика телефонный аппарат и, неловко повернувшись, запустил им в зеркало. Получилось не слишком сильно и не слишком резко. Что вы хотите от полупарализованного? Телефонный аппарат прочертил в воздухе дугу и ударил углом основания точнехонько в грудь старику. По стеклянной поверхности пробежала толстая, рассеченная, словно грозовая молния, трещина. Зеркало раскололось на два десятка частей и обрушилось на пол, покрытый старым дешевым ковром. Гордеев застыл, глядя под ноги. Волна неподконтрольной ярости схлынула так же внезапно, как и накатила.

Гордеев уставился в осколки. В глаза ему насмешливо смотрели два десятка одинаково ненавистных стариков.

Седоголовый полковник продолжал невыразительно зачитывать суточную сводку происшествий. Тоскливо. Невыносимо тоскливо. Да еще серая смурь за окном. Поди теперь до самого вечера лить будет. Поляков обвел взглядом присутствующих. Кое-кто чертил на листках узоры. На другом конце стола позевывали украдкой. Оно и понятно. Распечатки сводок и так выдадут. Хоть обчитайся. А важные ориентировки передают сразу.

Поляков придвинул к себе доклад. Он уже едва помнил этого… как бишь его… Ага, вот фамилия, на первой странице. Гордеев Артем Дмитриевич. Честно говоря, Поляков доклада не читал и даже не просматривал. Закрутился, забегался, совсем из головы вылетело.

Он прикрыл глаза, припоминая внешность странного визитера. Седой, худой, шрам через всю щеку. Не ножевой, однако. Ободрался, видать, где-то. И если уж быть до конца честным, не понравился ему этот Гордеев. Ни дать ни взять, типичный урка. И в глазах что-то такое… странное. Как будто анаши обкурился. Блестели у него глаза так… Плохо, одним словом, блестели. Да, еще с одной стороны лица мышцы практически не шевелились. Парализовало, что ли?

Ну, посмотрим, что у нас тут. Поляков перелистнул первую страницу. Так-с, так-с, так-с. Строчки убористые, через один интервал. Опечаток много, торопился, видать. Под заунывный бубнеж полковника читалось плохо. Поляков отвлекался, переводил взгляд со страницы на подчиненных и обратно. И в конце концов понял, что практически не вникает в смысл прочитанного. Какие-то факты, статистические выкладки. Собаки какие-то. При чем здесь собаки? А если собаки при чем, то тогда при чем тут он, Поляков? Собаками занимается не милиция вовсе, а ветеринарные службы. Хотя… Указ мэра Москвы о правилах выгула домашних животных не соблюдается. Собаки носятся по дворам без поводков. О намордниках и вовсе помолчим. Кстати, у Гордеева этого как раз что-то о «росте популяции» написано. Стало быть, всю эту филькину грамоту вполне можно квалифицировать как жалобу общественности. Да еще какую жалобу. Аж на… — перелистнул до последней страницы, посмотрел номер, — …во, на двенадцати листах. Прямо не жалоба, а целый ученый трактат. Значит, скинуть эту лабуду неохватную в местные отделения, и дело с концом.

В этот момент Полякова осенило. Он вновь открыл титульный лист. Напечатано-то под копирочку! Это было похоже на проблеск молнии. Второй экземпляр! А куда «ушел» первый? Вот ведь, не было заботы… Что, если первый экземплярчик Гордеев отослал выше? Да еще с пометочкой, мол, второй экземпляр отправлен тому-то, третий тому-то, а четвертый… Там, наверху, прочитают, отыщется какой-нибудь молодой да прыткий, решит «службу рвануть» перед начальством. «А подать-ка сюда Ляпкина-Тяпкина! То бишь генерала Полякова! А какие вы, товарищ генерал, приняли меры по сигналу товарища такого-то (имярек)? Общественность ведь ропщет, итить ее мать, не хухры-мухры! Ах, вы подумали? Думать, стало быть, любите? Ну вот и отправляйтесь-ка на заслуженную. Думайте там себе сколько угодно…»

Поляков вздохнул. Доигрались, чтоб им. Допрыгались. Как будто у него, Полякова, по своей линии забот мало.

Он снова закрыл доклад, поинтересовался у полковника не без раздражения:

— Ну что, вы закончили наконец?

Тот заглянул в сводку. Оставалось еще несколько пунктов, но в основном мелочь, к оперативным мероприятиям отношения не имеющая. Сводки ГИБДД, пропавшие без вести… Полковник кивнул:

— Так точно, товарищ генерал. Закончил.

— Вот и ладно. — Поляков стянул фуражку, протер лоб. — Сводки разошлите в отделения. Ну и скоординируйте там по первоочередным мероприятиям.

— Хорошо, товарищ генерал, — полковник тяжело плюхнулся на стул.

Поляков же взял доклад Гордеева, заговорил, рассматривая пропечатанную тускло фамилию:

— Запросите адресный стол. Мне нужны данные на этого Гордеева. Кто такой, по какому адресу прописан, не было ли приводов раньше. Словом, полная информация. Да, вот еще что… — Поляков побарабанил пальцами по крышке стола. Ему не хотелось говорить то, что он должен был сейчас сказать. — Отправьте-ка в каждое отделение распоряжение за подписью дежурного по городу. Пусть выделят по паре-тройке человек пройтись по дворам. Если увидят пса без намордника или там без поводка, например, — налагать штраф по максимальной планке. — Генерал кивнул на доклад Гордеева. — A-то развелось собак, понимаешь, простым людям уже проходу нет.