– Мясо ж.

Работодатель откинулся на спинку кресла и кивнул. Непонятно было, согласился он со мной, или же этот жест означал окончание собеседования. Меня даже не угостили неизменным «Вам позвонят». Мы церемонно попрощались, и я вышла, наконец, на свежий воздух. Внутри было паскудно, во рту долго оставался рыбный привкус, как если бы я съела их сома сырым и даже ничем не запила.

На следующий день мне прислали по электронной почте шаблонный отказ, сообщив, что у них есть кандидат, «более подходящий на заявленную должность».

– Сама виновата, – вдоволь отхохотавшись, заявила Белка. – Ты, мать, давай, не выпендривайся больше. Я бы тебя точно на работу не взяла!

Я дала ей слово больше не выпендриваться, следить за речью и жестами, а богу Стёба кинуть жертвенного агнца где угодно, но не на интервью.

Пару дней я жила в блаженной тишине. На голове клевал темя бройлерный птенец сомнения: может, и не надо, может, к лучшему, сиди дома, пиши книгу, готовься к сессии. Но к сессии я была готова уже давно, всё, что могла, сдала заранее, книга не пишется, а смотреть, как Белка одна крутится, было мне не по сердцу. Да и экономить каждую копейку до смерти надоело. Наконец позвонил знакомый Белкиной однокурсницы и сообщил, что его сестре, работающей в страховой компании, нужен секретарь. Он же швец-жнец и ещё чёрта-в-ступец.

На этот раз офис располагался не на складе в задрипанных выселках, а в помпезном бизнес-центре возле самого Невского. Брат сестры намекнул, что туда надо в строгом деловом костюме и с гладкой причёской. Деловой костюм, в котором я ходила на прошлые два собеседования, у нас с Белкой был один на двоих: юбка-карандаш с жакетом (чёрные, потому что Белкины), моя белая блузка и те же туфли-лодочки, в которых я уже топтала приёмные несостоявшихся работодателей. С причёской пришлось повозиться, но мыло и лак для волос делают чудеса: моё воронье гнездо удалось примять и зачесать в балетную кичку на затылке.

Сестра брата выглядела шикарно. Никаких чёрный верх-белый низ: одета она была в однотонное серое платье прямого покроя с жемчужно-розовым шёлковым платком на шее. Я даже залюбовалась. Она представилась Марианной Витальевной и предложила мне кофе в белой воздушной чашке. Кофе оказался крепким и горьким, а попросить второй кусок сахара я постеснялась.

– Мария Келдыш… Вы случайно не родственница Келдыша?

В каком-то смысле хотелось ответить, что я, конечно, родственница Келдыша, точнее, папаши с такой фамилией. Глупый вопрос.

– Если вы имеете в виду «того самого» Келдыша, то нет. Однофамилица.

Какого именно Келдыша, я не уточняла, их вообще-то много было. И ещё, кстати, Келдыш – кратер на Луне и, кажется, астероид.

– Ясно, – улыбнулась Марианна Витальевна.

Минут двадцать мы беседовали «о погоде», то есть, о чём угодно, но не о работе: о пробках на дорогах, в которых я, как ракушечный домосед, мало что смыслила; об очередях на выставку Репина, куда не собиралась идти; о проблемах мигрантов, где я, по сути, не имела собственного устоявшегося мнения. Возможно, так она прощупывала меня на совпадение ценностей. Наконец Марианна Витальевна приспустила дорогие очки на переносице, посмотрела на меня как-то по-щучьи и спросила:

– А что конкретно вы можете?

– А конкретно всё, – не задумываясь, выпалила я и тоже взглянула на неё загадочно.

– Есть ли у вас опыт ведения протоколов заседаний?

Чуйка подсказывала мне, что надо соврать, но язык снова оказался шустрее:

– Нет. Но я быстро учусь.

– А как бы вы отнеслись к нестандартным просьбам руководства?