— Алёнушка, я тебе серьезно говорю, займись своей жизнью, не теряй времени. Проклятие матери висит над тобой, как дамоклов меч.
— Какое проклятие, — удивляюсь словам бабы Зои, с чего вдруг твои обвинения в сторону моей мамы.
— Она ненавидит тебя, всегда приезжает и клянет, чтоб тебе пусто было, чтобы ты проклятый род не продолжила. А слова, они знаешь, силу какую имеют, особенно сказанные в гневе.
— Я не верю в такую чепуху, баб Зой, я врач, — отвергаю уверения пожилой соседки и встаю, надо лечь пораньше, завтра чтобы успеть на первый автобус до города.
— Ну и зря не веришь. Материнское слово самое сильное. Как бы не остаться тебе без семьи, без детей. Вот смотрю на тебя, ты же даже не целованная еще, да и нет у тебя желания с парнями любовь крутить. Так?
— Ну, может и так, только мне пока некогда любовь крутить. Спокойной ночи, — бурчу я, откидывая штору на дверном проеме, чтобы уйти в дом.
Глава 7
Уже скрывшись в сенях, слышу, как дед выговаривает соседке:
— Степановна, ну чего ты всякую муть несешь? Не трогай девчонку, ей и так плохо, мечется вон, даже не хочет выходные догулять, завтра в город едет, врача искать…
— Да пустое это! Сам знаешь, недолго Лидушке осталось, сама себя добивает, и девчонку за собой тащит, эгоистка.
— Да тьфу на тебя, старая! — рычит дедушка, и его довела своими дурацкими разговорами. — Иди уже, язва!
Я пол ночи не могла заснуть, все не шли из головы пророчества соседки. Да, я помню, как мама кричала мне — «будь ты проклята!», когда папа ушел. Только я не придала словам значения. И мне правда не хочется влюбиться, будто нет в этом потребности. Все мои подруги давно по нескольку парней поменяли, одна я не знаю прелестей любви. Мне нравится учиться!
Утром уезжаю первым рейсом, разбитая и не отдохнувшая, дремлю всю дорогу. По приезду в город сразу иду искать старого Гриня, уж он-то должен знать врачей, которые знают все об онкологии.
— Давай карту, я покажу кое-кому, говорит «мертвый доктор», но я только развожу руками. Нет ничего. Только мои наблюдения.
— Мама не ходила в больницу и анализы не сдавала, и вряд ли пойдет… — глотаю слезы от отчаяния. До меня вдруг доходит, что правы и дед и его соседка, если человек не хочет лечиться, то силком это не сделаешь.
— Не реви, красота, всю синеву из глаз смоешь, — ласково поддевает Гринь. — А если серьезно, то тут два варианта.
— Какие? — смотрю сквозь пелену, надеясь, что и этот человек не скажет, оставь в покое мать и живи дальше.
— Оставь пока ее. Скоро твоя мать не сможет терпеть боль и пойдет к врачам, вот тогда мы ее, тепленькую еще, приберем к ручкам.
Фыркаю. Какой доктор, такие и шутки. Куда ждать? Тут промедление смерти подобно.
— Мой тебе совет — иди фельдшером на «скорую», денег зарабатывай пока, опыта набирайся. Потому что знаю я таких больных, раз твоя мама так себя ведет, ее ни один врач не вылечит. Ну нет у нее желания жить.