Я уехал, но душа не на месте, и чем больше километров отсчитывал спидометр, тем тревожнее мне становилось. Не выдержал, остановился, проехав с полчаса. Будто канатом держит.

— Шур, я не приеду, — тяжело вздохнув, заявляю шефу в мобильник, надеясь на его понимание. — У Алёнки проблемы в семье, не могу ее бросить.

— Да ладно, справимся. Я просмотрел материал, вполне годно для эфира. Если что, то сам переозвучу, у нас с тобой голоса похожи. Спасай свою девчонку!

Мне будто пинка под зад дали, резво развернул тачку и помчался в обратную сторону. Дождь втопил, дворники не успевают смахивать воду со стекла. Километры отмотались незаметно, вот уже взлетаю на четвертый этаж, вскидываю руку, чтобы нажать на кнопку звонка и вижу, щель в проеме входной двери. Странно, я точно помню, что Алёнка закрывала за мной, на замок. Может снова ее матери плохо, и врачей ждут?

Токаю дверь, вхожу в квартиру, собираясь позвать девушку, но слышу вой из спальни больной. Неужели скончалась и Алена уже оплакивает ее?

Но Алены нет, а воет ее мать, уткнувшись в подушку. Она не слышит, что я вошел. Пробегаюсь по комнатам, Алены нет, и куртка ее на вешалке не висит. Неужели мать снова ее выгнала.

— Где Алёна? — рявкаю на ее мать, та вздрагивает и удивленно пялится на меня. — Куда она ушла?

— Откуда мне знать? — шипит привидение на кровати, но мне не жаль эту женщину. Она все нервы вымотала моей синеглазке. — Я не просила приезжать! Пошли все вон!

Я прохожу в комнату, у окна стул стоит, резко отодвигаю его, нарочно создавая шум. Я не собираюсь сюсюкаться со стервой, которая не достойна носить звание матери.

— Слушай внимательно, — произношу твердо и уверенно, глядя прямо в глаза женщине. — Если с Алёной случится что-то, то ты пожалеешь. Выкину к хренам все лекарства, которые ты украла, имею право, я заплатил за них. Доживешь свои дни в мучениях, как того заслуживаешь. Где Алёна?

Моя грубость успокаивает мегеру, она отодвигается к стене, прикрываясь подушкой, с опаской поглядывая на стол, где свалены коробки с лекарствами и шприцы.

— Мы поссорились, и она ушла, — быстро произносит и закрывает глаза.

— Алена — это самое лучшее, что случилось в твоей жизни. Это самый чистый человек, из всех людей, которых я встречал в своей жизни. И я за нее горло перегрызу. Ты радоваться должна, что она есть у тебя. А ты не ценишь, нервы ей мотаешь. Девчонка угробляется на двух работах, о себе забывает, только чтобы жизнь тебе продлить, а ты этого не ценишь. Больше ты ее не увидишь, я не позволю мучить мою Аленку.

— Я ее не просила…

— А ее не нужно просить. Она для любимых людей все сделает, что может. И даже что не может. Но тебя больше нет в списке ее любимых людей.

Ухожу, хлопнув дверью. Эта тетка ни грамма уважения не заслуживает, не понимаю, почему Аленка так ее опекает. Хотя да, мать все-таки. У меня приемная мать, и то любит меня в сто раз больше, чем эта… даже не знаю, как назвать ее. Если я и был излишне груб, прощения просить не собираюсь. Обойдется.

Дождь усилился, я уже жалею, что потратил целых десять минут на эту особу. Но теперь знаю, что сиделка справится, если не будет церемониться с ней и потакать капризам. Завтра позвоню Гриню, попрошу отправить медсестру на такси, дам адрес, и сам встречу ее здесь, дам распоряжения, заодно и заплачу. Денег не пожалею. А Алену увезу сразу в город, нечего ей здесь делать.

Еду в деревню, надеясь, что моя девочка уже пьет горячий чай в теплом доме у деда. Из-за ледяного ливня видимость плохая, но я замечаю одинокую сгорбленную фигурку на обочине, которая еле передвигает ноги. Алена!