В то время как Рыжков был отряжен возглавить советскую правительственную бюрократию, Егор Лигачев занял де-факто второй по значению пост в Коммунистической партии. (В те времена еще не было официального поста заместителя генерального секретаря, однако Лигачев вел заседания Секретариата, что позволяло ему осуществлять прямой контроль за повседневной работой.)
Лигачев был десятью годами старше Горбачева, он, как и Рыжков, получил техническое образование, но карьеру свою сделал в Сибири, будучи партийным аппаратчиком. Румяный цвет его лица и копна седых волос служили напоминанием о времени, проведенном им на свежем воздухе в условиях холодного климата. Андропов точно так же, как он выдвинул Рыжкова на высокий партийный пост, дабы привнести управленческий опыт в руководство, ввел Лигачева в Секретариат ответственным за персональные назначения, что являлось частью усилий обуздать коррупцию. Лигачев обладал чистой репутацией, и это привлекало Андропова. К тому же Лигачев верил, как верил и Андропов, что реформы должны осуществляться только Коммунистической партией. Когда впоследствии Горбачев потребовал реформировать самое партию, Лигачев перешел в оппозицию к нему.
Третий член изначальной команды Горбачева занимал на лестнице власти ступеньку ниже, чем Рыжков с Лигачевым, являясь кандидатом в члены, а не полноправным членом Политбюро, зато судьба ему уготовила быть важнейшим из трех. Борис Николаевич Ельцин, в недавнем прошлом правивший твердой рукой партийный босс Свердловска, в канун Рождества 1985 года был поставлен во главе Московской организации Коммунистической партии.
Эту организацию возглавлял пресловутый соперник Горбачева Гришин, секретарь московского горкома – самый важный местный партийный пост во всей стране, поскольку в Московскую организацию входил центральный бюрократический аппарат, правивший огромной империей. Назначение Ельцина имело целью очищение от коррупции, поднакопившейся в ключевой организации партии при Брежневе и Черненко. Ельцин взялся за осуществление этой цели с таким рвением, с таким тщанием и чуткостью к общественному вниманию, что в скором времени сделался героем простых москвичей и жаждущим власти, потенциально опасным соперником своих коллег по руководству.
Перестройка
В кругах Коммунистической партии стало принято отсчитывать перестройку, горбачевскую программу реформ, с апреля 1985 года, с первого после избрания Горбачева генеральным секретарем пленума Центрального Комитета партии, известного как «Апрельский пленум». В действительности принятая на этом пленуме программа была не той, со временем ставшей известной миру под названием «перестройка», программой фундаментальных политических и экономических реформ, а куда более ограниченной программой. Ее точнее было бы именовать «Андроповской платформой», поскольку по сути своей она являлась подходом, разработанным по его настоянию.
Ряд сторонников Горбачева настаивали на принятии более серьезных реформ с самого начала, но тот отказался. Едва заняв пост генсека, Горбачев поручил составление первоначального проекта «апрельской программы» двум настроенным на реформы соратникам, Александру Яковлеву и Михаилу Полторанину. Их отправили на загородную дачу, дабы они могли несколько недель поработать в тиши и покое – практика, к которой Горбачев прибегал неоднократно. По словам Полторанина, когда Горбачев ознакомился с их проектом, он «повычеркивал крест-накрест» все пассажи, призывавшие к политическим реформам. «Это на потом, – заметил Горбачев. – Поначалу нам придется маневрировать».
С самого начала Горбачев принял лозунг «ускорения» – иными словами, быстрого развития тенденций уже проявившихся. Этого следовало достигать повышением дисциплины, ужесточением управления, уменьшением продажности и распущенности, повышением трезвости и некоторой отладкой традиционных управленческих процедур.
Средний гражданин на себе ощущал новую политику двояко: усилился нажим больше выкладываться на работе, а спиртные напитки стало труднее достать и они подорожали.
Нехватка многих потребительских товаров вошла, что называется, в плоть и кровь, и обычно бригадиры и мастера закрывали глаза на то, что работники, случалось, растягивали «обед» на два-три часа. Большинство тратили это время на стояние в очередях и приобретение предметов первой необходимости. Были предприняты попытки покончить с такой практикой ужесточением надзора за работающими, посылались даже контролеры по магазинам в обычное рабочее время проверять, не отлынивает ли кто из покупателей от работы. Кампания по укреплению дисциплины могла бы сработать, если бы сопровождалась ростом потребительских товаров. Когда же росли лишь дефицит и нехватка, то понуждение больше выкладываться на работе попросту вызывало ярость у людей. Через несколько месяцев кампания прекратилась.
Антиалкогольная кампания, объявленная в мае 1985 года, оказала еще более глубокое воздействие на население. Злоупотребление алкоголем было серьезной проблемой, однако тактика, пущенная в ход для борьбы с ним: уменьшение доступности вино-водочных изделий и даже пива – лишь усугубила положение. Водка пустила глубокие корни в русской культуре. Более тысячи лет назад князь Владимир Киевский предпочел принятие христианства, а не ислама в качестве государственной религии, поскольку, рассудил князь, подданные его жить не смогут без крепкого зелья. Более того, возможности для более здорового отдыха в стране были крайне ограничены, а в некоторых местах их почти не существовало вовсе: для множества советских граждан ничего больше не оставалось, как пить.
Антиалкогольная политика была силой доведена до саморазрушительных крайностей. Получив указание уменьшить доступ к алкогольным напиткам, во многих районах местные бюрократы решили еще больше отличиться и целиком искоренить производство питьевого спирта. На юге вырубались и распахивались целые виноградники, даже несмотря на то, что употребление вин не давало поводов для серьезного беспокойства и вино составляло важную нишу во многих нерусских культурах.
По словам Рыжкова, в течение одного года количество водки, производимой официально, было урезано вполовину, производство вина сократилось до чуть более трети того, что было прежде, и выпуск пива – на треть.
Когда легальные источники алкогольных напитков иссякают, большинство пьяниц попросту обращается к самогону, а то и к более опасному зелью. В течение двух лет потребление сахара выросло на 14 процентов и, как сокрушенно заметил Горбачев в одном из своих выступлений: «Все мы знаем, куда он идет».
Одним из результатов антиалкогольной кампании была потеря правительством миллиардов рублей доходов и появление – впервые – бюджета с серьезным дефицитом. Рыжков определяет потерю доходов за три года, с 1986 по 1988, в 67 миллиардов рублей, 100 миллиардов долларов по тогдашнему официальному обменному курсу. Спрос на водку открыл новые возможности для преступных элементов, и проводимая политика привела к неожиданному росту организованной преступности.
Хотя политика запретов в отношении алкоголя в 1988 году была втихую обращена вспять, последствия ее ощущались долго. Производство водки было восстановлено быстро, зато производство вин отставало еще не один год. Даже в 1992 году в российских ресторанах трудно было получить хорошее вино: зачастую выбор ограничивался только водкой либо коньяком что вряд ли поощряло умеренность в питие.
Кампания против коррупции выглядела – поначалу – более действенной. С зимы 1985 года Горбачев и его союзники провели обширную чистку крупных партийных чиновников во многих республиках и областях, используя в качестве повода обвинения в коррупции. В нерусских регионах, однако, эта кампания зачастую велась неверно, поскольку снятие нерусских, хотя бы и мошенников, прежде всего расценивалось как чистка местных националов в угоду заменявшим их русским.
На деле, новая команда крепко споткнулась в декабре 1986 года, когда заменила на посту руководителя республиканской партийной организации казаха, которого считали коррупционером, на русского. Это привело к серьезным этническим беспорядкам, нескольким жертвам и многим арестам. Тогда и советские руководители, и большинство зарубежных наблюдателей сочли это за отклонение.
К лету 1986 года стало ясно, что ограниченные «реформы», принятые в 1985 году, никуда не ведут. Высказывания и призывы Горбачева сделались более радикальными, В июне он подверг критике влиятельный Государственный комитет по планированию (Госплан), а к концу лета уже говорил о перестройке политической системы, До той поры термин «перестройка» использовался редко и лишь в ограниченном контексте «перестройки системы управления экономикой».
И еще одно ключевое слово вошло в моду в то лето: «гласность», что буквально значит «оглашение», или широкое извещение о фактах. У этого русского слова в английском языке нет прямого эквивалента, что и привело в Соединенных Штатах к путаным толкованиям того, что же на самом деле означает названная этим словом политика. Она не означала свободы слова или свободы печати, как то склонны были считать некоторые иностранные наблюдатели. Означала она то, что официальные учреждения должны действовать с некоторой долей открытости, и таким образом соотносилась с нашей концепцией «прозрачности». Цель ее состояла не в том, чтобы дать свободу средствам массовой информации, а в том, чтобы развернуть более эффективную пропаганду политики перемен. Горбачев с самого начала рассматривал гласность как рычаг против официальных лиц, противоборствовавших его программе реформ.