— Иначе вы просто не поверите в серьезность наших намерений, — пояснила Лидина и щелкнула переключателем. — Чтобы выиграть войну, нельзя вести игру на равных. В конце концов, это только первый час. Постарайтесь избавить его от второго. Когда все условленное будет готово, свяжитесь с нами.

Отец набрал в грудь побольше воздуха, собираясь высказать все, что он по этому поводу думает.

Сквозь меня побежали легкие щекочущие токи. Это электронный паук нежно пробовал нервную паутину, осваиваясь, прежде чем сыграть на ней, как на струнах.

— Прерви связь! — выкрикнул я, наконец совладав с голосом. — Быстрее!..

Он помедлил полсекунды, но так и сделал, кипя от бешенства. К его великому сожалению, он никого не мог убить через простой сеанс связи. Да еще не подлежащий записи.

— Ах ты, милый мой, — насмешливо проворковала Лидина, ласкающим движением запуская хищные пальцы в мои взмокшие волосы. — Ну да бог с ней, с демонстрацией. Ты же все понимаешь правильно — тебе этого все равно не избежать, не надо было так упрямиться, когда просили по-хорошему. Теперь, если сам хорошенько не попросишь, будут и второй раз, и третий. Но уж первый — в любом случае. И весь этот час ты ничего не сможешь остановить — ни заговорить о том, что от тебя хотят услышать, ни позвать на помощь, ни попросить пощады. Все надо делать вовремя. Может, хочешь сделать это сейчас? Конечно, поздно, но может, потом мы будем добрее?

— Любовь к искусству — великая вещь, — съехидничал я через силу. — Какая разница? У вас один стиль — уничтожение.

— Скорее, полное подавление. Только оно должно быть действительно полным. Через полминуты аппарат настроится. Хочешь знать, с чего всегда начинается? Посмотри на мою руку, — приказала она.

Я не хотел, но все же посмотрел. Она показывала мне раскрытую кисть с чуть согнутыми пальцами.

— Это твое сердце, малыш. Знаешь, древние говорили: разум помещается в голове, вожделение — в чреве, а воля — в сердце. Догадываешься, что я сейчас с ним сделаю? Последний раз я вижу тебя храбрым.

И пальцы резко сжались.

Стальные зазубренные челюсти капкана вонзились глубоко в пульсирующую мякоть. Крик намертво застрял у меня в горле. Кровь превратилась в кипяток, заструившийся обжигающими ручейками, а в груди закишел тугой клубок огненных змей, рвущихся наружу и жалящих ядом как во все уголки мозга, так и в самые кончики ногтей. Я еще сознавал, что это иллюзия, но понимание это стремительно таяло, по мере того, как острая боль усиливалась, становясь невыносимой, стирая все представления о каких-то границах и порогах и превращаясь в откровенную, совершенно чудовищную агонию. Я уже почти поверил в нее. Поверил окончательно, за миг до того, как с омерзительной ясностью ощутил, как мое сердце, не выдержав, взорвалось, лопнуло. Как виноград в давильне…

Конец? Как же. Только начало.

Черная волна накрыла меня подобием обморока, который был чем угодно, но только не тихим забытьем. Кошмарный сон, который невозможно отличить от яви. Слишком уж он был ярок, и ощущался грубо-материальным. Железные птицы с острыми клювами, акулы, острые шестерни, мерзкие твари и механизмы, ледяные иглы космического вакуума и золотой прилив раскаленной лавы, взбесившиеся стихии и томное торжество червя-победителя. Оргия смерти в ее самых гнусных ликах, методично сменяющих друг друга. Все, от чего мысль с содроганием ускользает, без малейшей возможности даже отвернуться. И такого понятия, как время, здесь не существовало. Как не существует — в аду.

Шестиглавая Сцилла распахнула зловонные пасти, усаженные тройными частоколами зубов, в которых стаей бешеных собак взвыл ветер и… исчезла, не утолив свой голод. Резко, как падает нож гильотины. Вместо нее из мягкой тишины и плотного тумана проступил призрак другой Сциллы. Она как будто тормошила меня, звала, что-то говорила, но я еще ничего не соображал и наконец-то ничего не чувствуя, начал тут же проваливаться в настоящий обморок. Не вышло. Галлюцинация зачем-то извинилась, и я смутно ощутил укол. Душная муть стала рассеиваться, возвращая сознание, пока еще весьма относительное, вместе с крупной ледяной дрожью ужаса.

У меня вырвался дикий вопль. Я скорчился, зажмурился, ожидая, что вот-вот меня опять примутся приканчивать каким-нибудь умопомрачительным образом, и только потом понял, что наконец вывалился в пусть не намного, но все же «лучшую», реальность. Я был совершенно морально уничтожен, раздавлен, стерт в порошок, растоптан в прах. И отчасти я был все еще там… Сцилла осторожно потрясла меня.

— Успокойтесь. Все кончилось. Это были только иллюзии. Всего лишь дурной сон. С вами все в порядке. Придите в себя. Нам нужно уходить отсюда. Вы меня слышите?

Весь дрожа, я кивнул, глотая слезы. Дурной сон… Конечно. Сердце все еще на месте и явно работает — еще как! Вот-вот разнесет грудную клетку и снова размажется по стенам… И вымок насквозь я всего лишь от пота, а не в аквариуме с пираньями… и это совершенно точно не серная кислота. Я попытался вернуть себе хоть каплю самообладания. Дохлый номер. Однако… — только почти. К своему изумлению, я начал понемногу успокаиваться. Совсем чуть-чуть. Но и это после всего было просто невозможно. Наверное, я был обязан этим какому-то зелью Сциллы. Но непонятно — зачем ей смягчать произошедшее? Недоумение с ожиданием подвоха заставило меня открыть глаза.

— Ну вот, — сказала она мягко, когда я взглянул на нее уже почти осмысленно. — Не бойтесь. Это вам сильно не повредило. Я отключила аппарат, как только они ушли. Вам достались только четырнадцать минут, а не час. Тоже скверно, но могло быть хуже…

— Четырнадцать минут!.. — пробормотал я хрипло. И чуть снова не ударился в панику. Почему?.. Не значило ли это, что сейчас все начнется заново?.. Или что-то другое?.. Может, что-то случилось с «Янусом»?.. Я внезапно осознал, что меня уже ничего не держит, а чертова «шкатулка кошмаров» испарилась в неизвестном направлении, оставив лишь небольшой след, похожий на свежий ожог. На этом мои открытия зашли в тупик.