Специальный отдел Департамента государственной защиты от внутренней угрозы размещался на одной из малых лун Юпитера, непригодной в целом для жизни и не обустроенной для нее, хотя множество изначально неприспособленных планет инженеры-экологи перекраивали по-своему, превращая в жилую зону. Здесь жилая зона не требовалась. Тут ничего не должно было быть, кроме этого сугубо утилитарного, мрачного, служебного сооружения.

Я невольно сравнил этот объект, появившийся в иллюминаторе, с нашей Станцией, тоже достаточно снобистской, закрытой, полусекретной. Может, кому-то она кажется такой же зловещей и угрожающей. Хотя над ней и нет блуждающих спутников-убийц, не пропускающих и не выпускающих никого без особого приказа. В чьих-то глазах мы такие же хищники. Конечно, кому-то мы внушаем и зависть, и страх, близкий к суеверному, и ненависть. Я даже не собираюсь никого осуждать, заворачиваясь в ветхую мантию оскорбленного умника, провозглашающего, что люди злы и глупы и боятся всего, чего не понимают. Вообще-то, правильно боятся, чаще всего.

Но мы, это мы. А трагедии, свидетелями которых мы становимся случайно, походя… Яркая капризная сирианка, пролившая свой лак, решительный Ажен Майк, для которого не существовало проблем, Джелли — бесстрашная шоколадная пантера, все они мелькнули и исчезли, стремительно как взрыв и… странно, следующим лицом в галерее жертв возникло вырезанное из холодного мрамора лицо Снежной Королевы — затаенная скорбь, печаль или гнев под сверкающим льдом… Чепуха, она хищник, а вовсе не жертва. Я попытался выбросить ее из головы. Не очень-то вышло. Я прикрыл глаза, мысленно складывая одну за другой давно кружащиеся строчки:

— Капитан Гелион, — окликнула Сцилла в своей обычной официально-светской манере, остановившись рядом с креслом, имевшим дурную привычку обхватывать садящегося в него, подобно Венере Илльской, неподатливыми полосами металла. — Посадка через десять минут. Вас ждут сразу по прибытии. Если вы еще не все для себя решили, решайте поскорее.

Тон не угрожающий, скорее какой-то меланхоличный. Трудно представить, чтобы он мог быть сочувственным.

— За меня давно все решили другие, — тихо отозвался я. — Но все равно, спасибо.

Корабль в нужное время совершил посадку, и еще минут через пять послышался легкий щелчок и шипение — металлические полосы убрались обратно в кресло.

— Вставайте, — велела Сцилла, ненавязчиво держа наготове свой электрический пистолет.

— С удовольствием, — сказал я с мрачным юмором. Какое там, за несколько часов проведенных в неподвижности, я совсем одеревенел и поднялся с трудом, но разогнуться было и правда удовольствием. Она не стала меня торопить. Играет в «хорошего полицейского»? Да какое это имеет значение? Я уже все равно, что покойник.

— Идите вперед.

Ее помощники окружили меня, и мы пошли к выходу. По дороге наша процессия наткнулась на Салеха. На скуле у него красовался пластырь. Я не удержался от усмешки. Он это заметил и явно был не прочь продолжить выяснение отношений, но покосившись на Сциллу, немного остыл. Я тоже, почувствовав, как под лопатку ткнулось твердое дуло.

— Тише, — промолвила она с ледяной иронией. — Вы оба мне слишком дороги.

И мы прошли мимо. Покинули корабль, стоявший в крытом ангаре, и канули в металлический муравейник базы. Я на всякий случай разглядывал сопровождающих и вдруг понял то, от чего почти вздрогнул. Двое из них выглядели нормально, а двое других — их взгляды были совершенно бессмысленны и пусты, но цепки как у настороженных бульдогов, чью реакцию, почему-то, не хотелось проверять. Двигались они по малейшему жесту начальницы, не оглядываясь, не реагируя на окружающее. Управляемые люди — результат действий Сциллы или ей подобных. Неудивительно, что даже Салех на нее косится. Она заметила мою реакцию.

— Это наши коллеги, — сказала она. — Однажды они сбились с пути. Мы их вернули. Навсегда.

В ее голосе не было злорадства, но я все равно был впечатлен. Выходит, они поступают так со своими же. Чтобы крепче держаться вместе.