Она вошла и увидела Конрада сидящим за столом, перед ним стояли тарелка с нетронутыми канелони (Короткие толстые макароны с начинкой.) с овощной начинкой, стакан свежевыжатого сока из моркови, сельдерея и яблок и блюдечко с листьями салата.

Сестра Ирма наклонилась, подняла с пола салфетку и энергично повязала ее Конраду.

— Так, теперь мы покажем нашей гостье", как хорошо мы умеем кушать. — Когда она раздражалась, с ней случались такие казусы: она начинала разговаривать как больничная сестра, забывая, где находится.

Конрад сорвал с себя салфетку и бросил ее на пол.

— Сейчас получишь, — зарычал он на сестру. Ирма воздела глаза к небу и демонстративно вышла.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала Симона. Конрад удивленно посмотрел на нее.

— У меня есть несколько фотографий, и я не знаю, кто на них.

Она помогла ему встать (после воспаления легких он иногда чувствовал слабость в ногах), и они уселись рядышком на тахте. Симона принесла альбом, где был сфотографирован нескладный мальчик, про которого она думала, что это Конрад.

— Вот тут, например. Ты не можешь сказать, кто эти люди? — Снимок был сделан на колесном пароходе. Несколько мальчишек-сверстников с рюкзаками за спиной и взрослый мужчина тоже с рюкзаком и в белой фуражке с козырьком.

Конрад даже задумываться не стал.

— Вот это Баумгартнер, наш классный учитель. Во время школьной экскурсии на Рютли". Это Хайнц Альбрехт, это Йозеф Биндшедлер, это Мануэль Айххольцер, это Рихард Мартхалер, мы звали его Мартели, а толстяк — это Марсель фон Гунтен. Томи тот, кто без рюкзака.

— А почему Томи без рюкзака?

— У нас был один на двоих.

— И? Ну, как прошла экскурсия?

— Когда Фуррер делал это фото, дождь как раз перестал идти.

— А кто такой Фуррер?

— Учитель географии. А здесь вот Томи на горной лыжной трассе «Ланигиро» в Санкт-Морице. «Ланигиро» то же самое, что «Оригинал», только написано задом наперед, это такой знаменитый веселый оркестр, они часто играли в Санкт-Морице. И я их снял.

Конрад лихорадочно листал альбом. Все фотографии, на которых он находил себя, он комментировал в мельчайших подробностях. Если не сразу вспоминал чье-то имя, сердился, как это делают те, с кем подобное случается редко.

— Ну вот, прямо вертится на языке, — говорил он каждый раз.

Он смог дать объяснения и к некоторым фотографиям, где его не было.