Да у него даже шанса на лечение нет!

Гребаная неизвестность. Хотя ответ у меня уже есть.

Я ведь чувствую. Материнская связь прочнее всего. Порой я словно не ощущаю её. Нет ничего. Ещё рано для ощутимых шевелений, но… Внутри пустой шар.

Мила постоянно касается его. И в эти моменты он словно лопается. Лишает всего, оставляя после себя пустоту.

Лопается мой ребёнок.

Как моё сердце, любая надежда на хороший исход.

Как потом смотреть ей в глаза? Или бабушке? Как глядеть на Артура? Говорить, что наш ребёнок умер? А Миле, которая мечтала стать тётей?

«Прости, мы не выберем ей имя? Не купим игрушки? И не сделаем ремонт в той большой комнате, предназначенной для детской?»

Поджимаю губы и чуть не плачу.

Я старалась жить на позитиве! Поддерживала Артура! Не думала о будущем. Но сейчас Мила сказала те слова, из-за которых внутри всё трещит. Трескается. Осколками падает, разбиваясь вдребезги.

– Хорошо, – отвечаю сухо, чуть не плача.

Мы обнимаемся, и я сразу ухожу в дом, когда машина с роднёй и багажом пересекает черту участка и оказывается за воротами.

– Мира, – Артур останавливает меня, когда прохожу мимо. Стираю слёзы, шмыгаю носом. Мне нужно побыть немного одной. Никого не видеть. Я боюсь взглянуть на Беркута. Снова дотронуться до живота.

Боюсь снова начать проклинать мужчину.

Это ведь он… Он вино…

И снова мои дьяволы лезут наружу!

– Не расстраивайся, они скоро приедут. Или что-то случилось?

Чувствую, как он тянет меня к себе. Обнять, успокоить. Ему самому наверняка нужна поддержка. Но я выдираю руку, смотрю в пол и безэмоционально, глухо кидаю:

– Ничего.

Быстро ухожу. Пытаюсь.