Я отправился в офис, лишь бы сбежать от этих пронзительных, голубых глаз, которые, как наваждение преследовали меня. Я самым натуральным образом сходил с ума. Так долго её искал и теперь не могу понять, как правильно поступать по отношению к ней.

Приехал в офис, где меня уже дожидался привязанный к стулу Долгов. За это время он порядком протрезвел. Сидел и злобно скалился на меня. Я прошёл в свой кабинет, лениво присел в кресло и подкурил сигарету.

— Сука, да чё ты тянешь? — подал голос мой пленник. — Хочешь меня избить, так валяй. Или прикончи уже ради той мокрощелки. Впервые вижу, чтобы Вернер за кого-то заступался. Интересно, насколько будет ценна твоим конкурентам информация о твоем слабом месте?

— Слушай, — я подкурил сигарету и откинулся на спинку кресла. Долгов меня провоцировал, надеясь так, быстрее избежать своей участи. — Как поживают твои родители?

— Не смей их тронуть! — зашипел Долгов.

— Отец полковник? Не думал, что для твоего батюшки репутация совсем не важна, раз он воспитал такое отребье, как ты, — я взял в руки черную папку с информацией. — А-а, так он тоже промышляет тёмными делишками.

— Не смей, Вернер. Иначе я... Иначе я, — заходился в ярости этот выродок. Он понимал к чему я веду.

— Что ты? Без своего отца, ты ничто, — я встал, затягиваясь едким дымом, и двигался в сторону своего пленного. — У меня в высшем обществе, есть один хороший друг, занимающийся проверкой вот таких вот структурных подразделений. Думаю, твоего отца ждет веселье. Пора бы ему тоже расплачиваться за грешки, — я ехидно усмехнулся и подошёл вплотную к Долгову, выдыхая дым, прямо ему в лицо.

— Блядский отморозок... — выплюнул Макс. Он понимал, что это конец.

— Мать. Её, как женщину, не трону. Да и к тому же бедолага спасает собачек, пока муж и сын погрязли в крови, — прицокнул языком, удивляясь, как эту женщину занесло к таким выродкам. — Сколько раз, ты при помощи своего отца ловил сбегающую жену? Сколько раз избивал её до смерти? У всего есть срок. Пришло время платить по счетам. — я размашисто ударил этого ублюдка по лицу, отчего губа Долгова окрасилась в кровавый цвет. — Нежная, хрупкая девушка, над которой ты имел власть. Бил, душил, насиловал.

— Она моя жена. Имел право. Это она была тупой, фригидной блядью. Научилась бы ублажать, меньше огребала бы. — рот Долгова перекосило в гримасе превосходства. Наивный. После его слов, мне хотелось размазать его по стене. Он, блять, истязал мою девочку. Мою. Во мне бурлила ярость, гнев, озлобленность. Но нельзя. Для него уготована другая участь. — Хочешь меня проучить? Избить? Ну так валяй.

— Нет, — я затушил сигарету о шею Долгова, отчего тот сморщился и зашипел. — Это для тебя слишком простая участь. Ты ебаный псих, и место твоё в психушке. День за днём, к тебе будут наведываться мои ребята и случайно ломать какую-нибудь кость. Чистая случайность. Это твоя пожизненная тюрьма. И папочка теперь не может. Он и сам скоро отправится на нары, благодаря сыночку.

— Плевать, главное чтоб хавать давали.

— Ну да, ну да, — я обошёл Долгова вокруг. — Совсем забыл упомнить. Психушка-то не только для психически больных, но и для лиц поехавших на желании кого-то выебать. Знаешь что это значит?

— Ч-что? — глаза забегали, лицо побледнело. Показушная уверенность куда-то вмиг испарилась.

— Тебя, сука, будут насильно драть в жопу, в глотку день за днём. Будут разрывать тебя на части, засаживать до крови. Долбить до потери сознания. Насиловать изо дня в день. Так, как ты блядища такая, насиловал невинную, нежную девушку, — о да, именно этого я и желал. Чтобы эта тварь прочувствовала на себе все то, что пришлось испытать Олесе.

— Я не виноват, что она больная и не могла ублажить мужа! — зло выкрикивал Долгов.

— Вот и покажи класс. Ублажи за две недели сотню психически больных. А потом чуть полегче будет, будешь их за месяц удовлетворять, — я злобно оскалился. Мне нравилось всё происходящее.

— Ради бабы? Серьезно?

— За всë рано или поздно надо платить. Бывай, — я вышел из своего кабинета, отдавая команды ребятам. За дверью слышались крики Долгова. Я бы мог, и страстно желал начистить ему морду. Но во мне играла неконтролируемая ярость. Я боялся его просто забить, чем бы облегчил участь отморозка. А мне нужно было, чтобы он всю оставшуюся, сука, жизнь страдал.