Сегодня складывался удачный день, она сумела совместить два важных дела и оба выгорели. Теперь расслабляться уже нельзя. Придется выверять и просчитывать каждый шаг.
В задумчивости девушка покинула старинный особняк. На ее очаровательной мордашке появилась легкая ироническая улыбка.
В дверном глазке он увидел знакомую обаятельную улыбку. Акишин сбросил цепочку, повернул ключ и распахнул дверь.
— Ты сегодня раненько, Лилечка. Девушка зашла в квартиру.
— С завтрашнего дня я буду приходить к восьми утра, Аркадий Семеныч. Меня перевели на стационар и я должна являться на работу к девяти.
— Какой кошмар! Вставать в такую рань!
— Позвоните Тихону Акимовичу и он прикрепит к вам другую медсестру.
Акишин расплылся в улыбке, разглядывая девушку в легком полупрозрачном платьице.
— Да я на эти дурацкие уколы согласился только чтобы видеть тебя каждый день.
Он нежно обнял ее и поцеловал в шейку. Она терпеливо стояла и ждала, когда лобызания закончатся. Старик упивался ее запахом, шарил руками под платьем, целовал грудь.
Когда он устал, они прошли в его кабинет и девушка достала из сумки шприц и лекарства.
Акишин присел на диван, и его помутневшие глаза наполнились слезами.
— Ты даешь мне силы, Лилечка. Эликсир. Свою симфонию я посвящу тебе. Твоя нежность дает мне вдохновение. Я будто рождаюсь заново, а музыка начинает звучать сама по себе, остается ее только записывать.
— Нет, посвящать мне ничего не надо. Вы одинокий мужчина, замечательный, добрый человек, очень талантливый и ласковый. Я тоже одинока. И рада, если могу доставить вам удовольствие.
— Насчет мужчины ты мне льстишь. Я старик. Могу только потискать прелестное тело. Какое счастье, что ты мне позволяешь вольности.
— Вы очень нежный. Мне приятно.
— Ты такая молоденькая и хорошенькая, что я тебя ревную. Хотя понимаю, это бред. Но скоро ты встретишь своего принца и познаешь, что есть настоящая любовь. Если tы будешь счастливой, я смогу умереть со спокойной душой.
— Бог мой, не говорите так. Вы же знаете мою историю. После того, как меня изнасиловал воспитатель в детском доме, мужчины вызывают во мне только отвращение и страх. О какой любви или принце можно говорить? А о смерти вам думать еще рано.
— Про свою смерть я все уже решил сам. Умру в день семидесятилетия. Странно, если рождение человека не преступление, то почему мы все приговорены к смерти?
— Зря вы так, Аркадий Семеныч. Самовнушение — страшная сила.