Нельзя относиться с подозрением и видеть врага в каждом, кто появляется рядом с Бет, убеждала себя Доркас. Фернанда поступила правильно, придумав все это. В конце концов, эта угрюмая женщина понравилась Бет, а это сейчас важнее всего.

Доркас показала Ванде, где лежат вещи и мешок с игрушками, сказав при этом, что для питья она использует только смесь на сухом молоке, привезенную из дома. Женщина молча внимала, глядя не на Доркас, а на Бет. Время от времени она согласно кивала, но сама не задавала никаких вопросов и не произнесла ни слова.

Бой из отеля подошел, чтобы отпереть дверь соседней с Доркас комнаты. Ванда без всякого интереса скользнула глазами по апартаментам, где ей предстояло жить. Сказала, что привезет свои вещи завтра, и добавила, что хотела бы взять с собой Бет, чтобы они заодно прогулялись, вещей у нее немного.

«Не надо этого делать, — резкость собственного тона так поразила Доркас, что она в смятении прикусила губу. С видимым усилием она попыталась загладить неловкость. — Конечно, вы можете поехать хоть сейчас, но если вы подождете немного, то мистер Орион отвезет вас туда и обратно».

Петрус согласно кивнула, но Доркас поняла, что ее несдержанность не осталась незамеченной. Женщину, должно быть, обидели ее слова, вернее, не сами слова, а тон, каким это было произнесено.

«Вы можете погулять с Бет, когда мы уйдем, — произнесла Доркас на сей раз тщательно подбирая слова. — Но только недалеко. Бет очень быстро устает».

Вновь кивок головы, и вновь ледяное неприязненное молчание в ответ.

Бет кинулась осмотреть комнату, и Ванда последовала за ней. Через открытую дверь Доркас могла слышать их оживленный разговор, словно встретились старые друзья.

Доркас надела прогулочные легкие кожаные туфли, желтый свитер и коричневую плиссированную юбку. Мельком посмотрев на себя в зеркало, она убедилась, что прическа в порядке, разве что одна или две пряди выбились из заколотого пучка, поправить это оказалось делом недолгим. В глазах затаилась привычная тревога. Доркас постаралась замаскировать складку, пролегшую между изогнутых бровей. Нельзя так психовать. Невзирая на свою взбалмошность, Фернанда очень трезвый и практичный человек. В рассудительности ей не откажешь. Она обожает Бет и не упускает ничего, что может пойти на пользу девочке. Правда,

Доркас очень коробило, что Бет как бы насильственно вырвали у нее из рук, не давая ни малейшей возможности возражать или сопротивляться.

Доркас поцеловала дочь, велела ей слушаться Ванду и пожелала хорошо провести время. Она инстинктивно чувствовала недоброжелательность, но не могла понять причины. Однако неприязнь была взаимной. Доркас тоже была не в восторге от новой няни Бет.

«Спасибо, что согласились присмотреть за дочкой, — сдерживая готовое прорваться раздражение, проговорила Доркас. — Надеюсь, все будет хорошо».

Наклон головы, видимо, должен был означать согласие, но Ванда по-прежнему хранила молчание. Доркас спустилась по лестнице, ощущая себя подавленной, словно ее преследовала по пятам чья-то тень, от которой невозможно избавиться.

Фернанда и Джонни стояли около машины. В руках Ферн держала камеру. Она постоянно что-то фотографировала, но в отличие от туристов-любителей, делала это без всякого энтузиазма, а лишь по необходимости. Она стремилась обзавестись наглядными пособиями, при помощи которых позже легко можно было воссоздать необходимые детали, когда она сядет за машинку строчить свои захватывающие истории.

Поджидая отставших Бет и Ванду, Доркас напряженно всматривалась в длинный фасад гостиницы, пытаясь сообразить, какой же балкон ее. Легкий ветерок с моря лениво перебирал пальмовые листья, доносился шум воды.

Втроем на переднем сиденье малолитражки английского производства уместиться трудно — слишком тесно, поэтому Доркас уселась сзади. Решительно отбросив прочь сомнения, она все внимание посвятила Родосу. Вдоль улиц вовсю зеленели сады, повсюду росли цветы. Алые гибискусы, пурпурные цветки мальв, оплетающие каменные стены, бросали вызов глазу, не привыкшему к такому буйству красок. В воздухе плыл дурманящий аромат белоснежного жасмина.

Вскоре показалась широкая пешеходная дорога вдоль берега моря. Здесь стояли современные здания из стекла и бетона, зачастую декорированные турецким орнаментом, с нависающими балконами и ажурными замысловатыми решетками.

Выехав за город, они обнаружили, что здесь никто не обращает ни малейшего внимания на проезжающие автомобили. Джонни пришлось пропускать велосипедистов и ослов. Машина ползла с черепашьей скоростью, продираясь сквозь в упор не видящих их пешеходов. Каждый шел себе неспешным шагом по середине дороги, внезапно меняя направление и переходя с обочины на проезжую часть. Двое яростно жестикулирующих мужчин о чем-то увлеченно спорили, не желая прерывать свою беседу из-за какого-то водителя-неудачника, который настойчиво нажимал на клаксон.

Греки, на удивление, общительный и дружелюбный народ. Им хорошо в компании друг друга, но они всегда не прочь принять в свое общество чужестранцев. Родос возник задолго до появления автомобилей, и каждый грек считает себя вправе ходить там, где ему больше нравится, даже если это «там» — проезжая часть.

Постепенно Доркас уяснила для себя планировку города. Из гавани Мандраки Родос начинал плавно взбираться по округлым холмам к вершине, которая, как сказал Джонни, носила странное для этих мест название Монте-Смит. Еще выше находились руины того, что некогда было акрополем Родоса.