Дома Стас помог пересадить Бартенева в кресло, и тот сразу поднялся в кабинет. Глафира решила заварить свежий чай и уже направилась в кухню, как вдруг наверху раздался крик.

Стасик, который, оказывается, шел следом за ней, рванул первым. Они вбежали на второй этаж и замерли, уставившись на профессора, сидевшего за столом и с ужасом взирающего на открытую дверцу верхнего ящика.

– Что? – крикнули они хором.

Профессор только что-то промычал. Глафира кинулась к нему, лихорадочно пытаясь сообразить, какая помощь нужна, и остановилась, упершись взглядом в ящик – даже не открытый, а выдернутый, с раскуроченным замком.

– Боже! – вырвалось у нее.

– Да что случилось-то?! – крикнул Стас и тоже подошел.

Бартенев молчал, и это напугало Глафиру больше всего. «Надо срочно привести его в чувство», – подумала она и бросилась за коробкой, в которой хранила лекарства.

Хорошо, что Стас был дома. Вдвоем они ловко уложили полубесчувственного профессора на кровать, и Глафира сделала укол. Еще несколько минул они смотрели на его бледное, как смерть, лицо, даже не думая о том, что случилось, а лишь желая, чтобы Бартенев пришел в себя. Наконец лекарство подействовало, и Олег Петрович пошевелился, пытаясь подняться.

– Ради бога, не вставайте! – вскинулась Глафира.

– Пустите, мне надо позвонить, – слабым шепотом выговорил профессор.

– Давайте я позвоню, дядя. Куда?

– В полицию. Срочно.

Глафира глянула на Стаса. Тот пожал плечами.

– Быстрее. Сообщите, что пропала «Слеза Евы».

– Чего? – оторопело спросил Стас.

– Серьга… Сокровище… Пусть срочно едут.

Глафира почувствовала, что сердце поднялось, застряло в гортани и там забилось, как припадочное. Так вот что так мучило ее несколько дней назад! Она сглотнула несколько раз, пытаясь вернуть сердце на место, но ничего не получилось. Только в горле стало совсем сухо.

– А письмо? – боясь услышать ответ, хрипло выдавила она.

Бартенев глянул на нее страдающими глазами.

– Нет. Оно в другом месте.