– Олег Петрович, Мотин сотовый не отвечает, – начала Глафира, появляясь на пороге комнаты.

И тут раздался звонок в дверь.

– Кто это? Стасик или?.. – со страхом спросил Бартенев.

– Что-то мне подсказывает: мы должны приготовиться к худшему, – ответила Глафира, которую кольнуло нехорошее предчувствие.

Она одернула блузку, зачем-то пригладила волосы и пошла открывать.

На пороге в позе памятника Екатерине Великой стояла Мотя, и ее вид не предвещал ничего хорошего.

– Мотя, вот ты где! А я тебе звоню, звоню! Ты куда пропала? – затараторила Глафира, пытаясь придать голосу интонацию, которая сразу бы подсказала грозной императрице: ничего страшного не произошло и произойти не может.

– Ты чего тут делаешь? Почему еще не дома? – не купившись на ее слащавый тон, начала Мотя.

– Понимаешь, Мотенька… Да ты проходи, проходи…

Глафира заискивающе улыбнулась, делая приглашающий жест.

Мотя не сдвинулась с места, только круче свела брови.

Ну все! Теперь ее может спасти только чудо!

И чудо в лице Бартенева не заставило себя ждать.

С юнкерской прытью, невесть как очутившись в прихожей, – звук лифта Глафира не слышала – он подкатил к двери и со всей возможной галантностью раскланялся перед воплощением гнева человеческого.

– Добро пожаловать, драгоценнейшая Матрена Евсеевна! – голосом шпрехшталмейстера, начинающего представление, воскликнул он. – Мы так рады вас видеть, вы представить себе не можете!

Глафира сглотнула, лихорадочно прокручивая в голове варианты дальнейшего развития событий. Слишком хорошо она знала Мотю.

И тут Мотя удивила.

– Господь вас храни, господин хороший, – выдала она и поклонилась в ответ. – А я думаю, дай зайду проведать, как вы тут поживаете.

– Вашими молитвами, Матрена Евсеевна! Прошу присоединиться к нашему вечернему бдению, вынужденному, смею заметить. Видите ли, мой родственник Станислав изволит опаздывать… с работы, посему Глафира Андреевна любезно согласились подежурить до его возвращения. Вы воспитали удивительно чуткого и ответственного человека, Матрена Евсеевна.

Последние слова профессора, кажется, подкупили Мотю. Она переступила порог и, сняв свой замечательный салоп, величественно прошествовала в кухню.