– И ее тоже, мне немного надоели живые люди, – вполне серьезно ответила Ирина. Она произнесла эти слова так, точно на самом деле приехала в Париж лишь за тем, чтобы минут пять постоять у одной из картин Леонардо да Винчи. Но затем рассмеялась.

Рассмеялся и Глеб, поняв, что Ирина искусно его разыгрывает. Вообще Глеба удивляло, как много Ирина знает. Она знала названия улиц, имена архитекторов, скульпторов, художников.

– Ты никогда здесь раньше не была? – задавал нелепый вопрос Глеб.

– Нет, не была. И ты об этом прекрасно знаешь.

– Откуда же тебе все это известно?

– Ну… Дорогой… – протяжно говорила Ирина, я же училась, я же архитектор. И вообще, я, как и всякий нормальный человек, всю жизнь мечтала побывать в Париже. Пройтись по его площадям, улицам, по берегу Сены, увидеть Эйфелеву башню, Лувр, замки, музеи, рестораны и все, чем этот город славится. И вот поэтому я все знаю. Думаю, что то же самое…

– Нет-нет, – сказал Глеб, – вот у меня, например, никогда не было такой мечты – попасть в Париж ради того, чтобы сходить в Лувр.

– А теперь? – засмеялась Ирина.

– Теперь я пойду туда с тобой. Пусть все смотрят на Джоконду – я буду смотреть на тебя.

– Только запомни, – дурачилась Быстрицкая, – в музее ничего нельзя трогать руками.

– Даже тебя?

– Даже меня. Я покажу тебе картины импрессионистов, если хочешь.

– Конечно, хочу. А я тебе покажу Парижскую оперу. Я в ней был несколько раз. Слушал «Лоэнгрина».

– Хочу! Хочу в оперу! – Ирина крепко сжала ладонь Глеба. – Это же там плафон, расписанный Шагалом?

– Правильно, там.

Глеб прикрыл глаза, вспоминая непостижимые, чудные картины великого Шагала. Но тут же картины, лишь только вспомнились в деталях, исчезли, и в его душе зазвучала музыка. Так, как она звучит в полутемном зале. Он помнил все оперы, которые слушал в «Гранд-Опера».

– О чем ты думаешь? – спросила Ирина, вновь сжимая пальцы Глеба.

– О музыке. Вспоминаю оперы, которые слушал здесь, в «Гранд-Опера».

– И я потом буду вспоминать, – призналась Ирина. – Я всегда буду вспоминать эти дни. Мне никогда не было так хорошо с тобой, Ни радио, ни газеты, ни телевизор Глеба и Ирину не интересовали, будто все это осталось в какой-то другой жизни, и Россия тоже осталась в другой жизни. Бесконечные прогулки, ужины в дорогих ресторанах и маленьких кафе, ночи, проведенные вместе, и радость от того, что они вместе просыпаются, – все это слилось воедино.

Вот и сейчас они – беспечные, веселые – выходили из ресторана. Они долго сидели за столиком на двоих, глядя в глаза друг другу, и молчали. Слов не требовалось. Они слушали ресторанный оркестр и голоса посетителей за соседними столиками, звон бокалов и упивались, впитывали, как губка впитывает влагу, все, что происходит вокруг. Им казалось, ничего плохого с ними ухе никогда-никогда не случится, этот праздник продолжится вечно, они останутся вечно молодыми, красивыми, будут вечно любить друг друга и видеть перед собой только счастливые лица.