— Уж я, Александр Захарович, право, не знаю, — опустив глаза, вымолвил судья Бенедиктов. — Удобно ли?
— Удобно! Ещё как удобно! Искренне буду рад.
— Что ж, в таком разе я не против.
— При таком количестве людей не сыграть в винт — уголовное преступление, — заметил Ардашев.
— Эх, Клим Пантелеевич — погрозил пальцем Поляничко. — Вечно вы меня во грехи вводите! То в Великий пост вишнёвой наливочкой угощаете, то азартную игру предлагаете… Нет, играть не будем. А так посидим, посмотрим.
— В таком случае, — заявил адвокат, — Савелий Панкратович просто не может не участвовать в партии. Иначе винт не состоится. Надобно минимум четыре человека.
— Нет-нет, господа, прошу извинить, но эта смерть произвела на имя сильное впечатление. Пожалуй, я пойду домой, — покачал головой Мильвидский.
— Тогда и я не останусь, — твёрдо сказал присяжный поверенный.
— Ну как же, Савелий Панкратович? — взмолился Купский. — Вот и Клим Пантелеевич без вас не останется… Я очень вас прошу принять моё приглашение. Не откажите, сделайте милость.
— Ладно, — сдался Мильвидский. — Только я засиживаться не буду. Час, и не более. Домна Александровна сегодня так сильно расстроилась и ушла вся в слезах…
— Вот и славно! — хлопнул в ладоши Купский. — Итак, господа, прошу…
II
Шёл второй час игры. Ставки увеличивались. Зелёное сукно было сплошь исписано белыми колонками цифр. Ардашев играл в паре с судьёй Бенедиктовым, а доктор — с банкиром Старосветским.
Рядом, утонув в мягком кресле, блаженно дремал Поляничко. Его нафиксатуаренные усы торчали, точно стрелки часов, показывающие четверть десятого. Своего помощника он отправил в сыскное отделение с вещами покойного после того, как присутствующие пересели с обеденного стола за ломберный.
Напротив Ефима Андреевича, дымя сигарой, сидел Купский и со скучной миной листал «Всемирный юмор» — журнал с картинками далеко не пуританского содержания. По грустным глазам директора синематографа было видно, что после выпитой водки и коньяка он разгорячился и спокойное времяпрепровождение тяготило его так же сильно, как обычно угнетало присутствие жены в местном театре-варьете. Душа Александра Захаровича жаждала продолжения в виде шампанского, очаровательных женских ножек, мелькающих перед глазами, и рассвета — не простого, а настоящего, когда перепачканный губной помадой и пахнущий всей гаммой духов фабрики «Ралле», он будет тихо плакать под задушевную цыганскую песню у костра на берегу Архиерейского пруда. Да, когда-нибудь это обязательно случится, а пока — солидная компания и уважаемые люди. Одним словом — скукота египетская.
— Два без козыря, — начал банкир.
— Три черви, — ответил судья.
Доктор задумался, ему предстояло принять правильное решение. Слегка волнуясь, Мильвидский вынул из внутреннего кармана фляжку. Сделав два глотка, он поморщился и стал её убирать, но сразу ему это не удалось.
— Не угостите? Что там у вас? Коньяк? — присяжный поверенный протянул руку.
— Нет. Это водка.