– Да ты совсем сошла с ума! – слегка упирался Егор, чувствуя, что и сам безумно сильно хочет того же. – В пещере Петька, да и остальные ребята скоро вернуться…

– Мы по быстрому! А Пётр ещё часов десять-двенадцать будет дрыхнуть без задних ног…

Наступило утро, обычное русское осеннее утро, так характерное для конца третьей декады сентября месяца: редкий нудный дождик, белёсая туманная дымка, опавшие жёлто-красные листья под ногами, лёгкая, неповторимая печаль…

Сквозь чуткий сон Егор слышал, как через мужскую спальню на цыпочках пробежала Вера Попова – по графику она отвечала сегодня за приготовление завтрака (обычно – за разогрев ужина, но, в связи со вчерашним происшествием, вечером полноценного ужина не было), тихонечко пробрался к своему спальному месту Федонин, сдавший Сени Брауну обязанности дозорного. Генка имел право ещё на целый час полноценного и здорового сна.

Егор тоже приготовился погрузиться в сладкую пелену сна – минут на пятнадцать-двадцать – когда в подземной камере раздался громкий и испуганный шёпот:

– Где я? Что со мной? Почему вокруг так темно? Командир! – шёпот неожиданно перешёл в визгливый и заполошный крик: – Командир! Где я? Что со мной происходит?

– Отставить! Замолчать! – вскакивая со своего спального места, начальственно гаркнул Егор, дождавшись полной тишины, добавил – уже гораздо ласковее: – Всё хорошо, Петро! Всё – хорошо. Кругом только свои. Ничего не бойся…. Подожди, я сейчас зажгу светильник, – щёлкнул газовой зажигалкой, подаренной вчера Пугачом, поднёс язычок пламени к фитилю, сплетённому из особого мха.

«Плохо у нас со световыми приборами», – тут же подсказал внутренний голос. – «Барсучий жир, сволочь, заканчивается…. Надо будет на днях поохотиться на упитанных осенних барсуков, пока их норы снегом не завалило до самой весны, а то эти смолистые сосновые факелы – одна видимость: дыму и копоти много, а света – совсем мало…».

На крик Нестеренко из своего спального помещения тут же прибежали девчонки, плотно окружили Петра, стали в деталях, перебивая друг друга, рассказывать о вчерашних событиях. Петька только головой удивлённо крутил, ошарашено посматривая на раздувшуюся кисть правой руки.

Появилась Вера Попова, жалостливо посматривая на Нестеренко, громко позвала всех на завтрак:

– Рыбный день у нас сегодня, господа славяне! Кто хочет – может трескать уху из линей, всем остальным предлагаются жаренные караси. Ещё имеются просяные блины: по две штуки на брата…

По случаю прохладной и дождливой погоды завтракали внутри – в самой большой и просторной подземной камере, являвшейся одновременно складом и столовой.

– Попробуем, как оно, – Петр неуверенно взял в свою «большую» правую руку деревянную ложку, зачерпнул из глиняной миски ухи, ловко поднёс ко рту, отхлебнул.

– Так как? – заинтересованно спросил Егор.

Нестеренко широко улыбнулся:

– Просто замечательно! Уха вкуснейшая. Вера, спасибо огромное! А рука – как рука: просто отлично действует, великовата, правда, немного. Может, она потом уменьшится, сама собой?

– Запросто! – подбодрила Петра добросердечная Санька. – Ты, главное, поменьше думай об этом, не заостряй внимания лишний раз, она и рассосётся. Может быть…. Кстати, господин командир, а славяне – они же чем-то похожи на североамериканских индейцев?

– Чем-то, пожалуй, и похожи. В общих чертах…

– Тогда, дорогой Петенька, присваиваем тебе новое индейское имя – «Большая Рука». Все согласны? Возражений нет? Тогда прими наши искренние поздравления!

Завтрак, как принято сообщать в официальной прессе, прошёл в тёплой и дружеской атмосфере, приём пищи сопровождался милыми и добрыми шутками, и не менее милыми – прибаутками…