Ночью, когда заснут люди, ведьмы (как уверяют в Киевской губернии) выходят на двор, в длинных сорочках, с распущенными волосами, и, очертив рукою звездное небо, затмевают месяц тучами (скрадывают его) и потом, при настающей грозе, бросаются доить самых тучных коров, и доят их так усердно, что из сосцов вместе с молоком начинает капать кровь (другая метафора дождя)[524]; в некоторых деревнях рассказывают, что ведьмы загоняют луну в хлев (в облака или туманы как строения, возводимые для небесных стад) и доят коров при ее свете.

По любопытному болгарскому поверью, магесницы (колдуньи) могут снимать луну с неба, отчего и происходит ее затмение; луна обращается тогда в корову (т. е. обвертывается, облачается коровьей шкурою – облаком), а магесницы доят ее и приготовляют из добытого молока масло для врачевания неисцелимых ран.

На Востоке верили, будто во время затмения луна проливает амриту, которую боги собирают в свои сосуды. Как ярко блистающее солнце уподоблялось нашими предками светильнику, наполненному горящим маслом, так «бледная, холодная» луна представлялась чашею молока[525]; согласно с этим, затмение луны должно было рассматриваться как утрата ею молока-света, скрадываемого нечистою силою мрака. Но уже в глубочайшей древности затмение солнца и луны и сокрытие их светлых ликов темными тучами признавались явлениями тождественными и равно приписывались злобному нападению демонов; поэтому в приведенном нами болгарском поверье хотя и говорится о затмении луны, но речь, собственно, идет о потемняющем ее облаке, из которого ведьмы доят молоко-дождь.

В Галиции уцелела поговорка: «Солнце свитить, дощик крапить, чаровниця масло робить»; у поляков: «Deszczyk pada, słońce świéci, czarownica masło kleci»[526]; у сербов: «Сунце гриje, киша (дождь) иде, вjештице (или ћаволи) се легу»[527], т. е. падают поражаемые громом. Приготовление ведьмами чародейного масла объясняется из древнейшего уподобления грозы взбиванию масла. Бог-громовник сверлит тучи своею молниеносною палицею; вращая ее в облачной кадке или бочке, наполненной млеком дождя, он творит то же на небе, что делали на земле люди, взбалтывая молоко мутовкою: именно этим способом приготовлялось в старину масло.

Еще ныне в Швеции donnerkeile называется smordubbar (butterschläger), и для того, чтобы коровы давали обильное молоко, к их сосцам прикладывают «громовую стрелку». Поселяне думают, что чародейки, мешая палкою воду в источнике, подобно тому как взбивается молоко в маслобитне (butterfass), тем самым похищают у соседей коровье молоко и масло. Раз одна девочка взяла шест и начала им взбалтывать в колодце; на вопрос, что она делает, девочка отвечала: «Так взбалтывает моя мать, когда хочет, чтобы настало ненастье»[528]. Первоначально поверья эти относились к дождевым источникам: возмущая их вóды, ведьмы производят непогоду и проливают (выдаивают) небесное молоко. Масло, изготовляемое ведьмами, может заживлять раны, следовательно, ему присваивается та же целебная сила, что и весеннему дождю.

По свидетельству народных сказок, колдуны и ведьмы хранят у себя живую и мертвую воду. В Южной России ведьмам приписывают приготовление сыра (творога): надоенное и налитое в кувшины молоко они ставят в глубоко вырытых ямах и погребах (там же, где прячут чаровницы похищенные ими дожди и росы), а потом делают из него волшебную мазь или сыр к своей Масленице, т. е. к началу весны. Кто пожелает сведать, какие из деревенских баб занимаются чародейством, тот должен в последний день Масленицы взять кусочек сыру, завязать его в узелок и носить при себе во все время Великого поста; в ночь перед Светлым Воскресеньем к нему явятся ведьмы и станут просить сыра[529].

С приходом весны пробужденный от зимнего сна бог-громовник выгоняет на небо облачные стада, несущие в своих сосцах благодатное молоко дождя, подобно тому как в ту же пору выгоняют поселяне коров и овец на покрывшиеся зеленью пастбища. Сближая свои земные заботы с творческим подвигом громовника, пастушеский народ в первом весеннем выгоне деревенских стад признал религиозное дело, обставил его теми же обрядами, какие, по его мнению, соблюдались тогда на небе, и самый день совершения этих обрядов стал праздновать как посвященный верховному владыке гроз.

В Германии первый выгон скота в поле бывает в мае ранним утром, когда еще не обсохла на траве роса; передовой корове привязывают к хвосту куст или ветку, называемую dausleipe – thauschleppe: эта ветка – эмблема громовой метлы (donnerbesen), которая, ударяя по корове-туче, сотрясает на землю росу и дождь.

Привязанная к хвосту коровы, майская ветка волочится по траве и сбивает с нее утреннюю росу, вследствие чего, по народному убеждению, все стадо наделяется хорошим и обильным молоком[530]. На Руси стада выгоняются впервые на Юрьеву росу, т. е. на рассвете 23 апреля, в день, когда празднуют Егория Храброго, на которого перенесены древние представления о Перуне; при этом коров ударяют освященною вербою, что символически знаменует удары громового бича или прута, низводящего на поля и нивы молоко-дождь[531]. От Вербного воскресенья и до Юрьева дня, а нередко и в продолжение целого года во всякой избе сберегается освященная верба; уверяют, что если в Великую субботу зажечь ее в печи, то непременно явится ведьма и станет просить огня, который, как символ грозового пламени, необходим ей для доения коров[532].

Чехи выгоняют коров метлой или вербою на рассвете 1 мая (на kravské hody); а на второй и третий дни Светлой недели у них в обычае ходить по домам с помлазкою и ударять хозяев, чтобы велась у них скотина. Слово pomlázka (сравни: серб. млаз – струя молока, какую можно выдоить за один раз; от корня млъз = санскр. мардж – доить) означает орудие, делающее коров молочными; так называют ветку вербы или хлыст, сплетенный из нескольких лоз (вербовых, ивовых, виноградных), иногда даже из ремней и украшенный пестрыми лентами. Обрядовый припев выражается о помлазке: «Proutek se otoči, korbel piva (небесного напитка) naioči!»

У сербов и хорватов на Юрьев день многие расчетливые хозяйки стараются ударить метлою по вымени сначала соседских, а потом своих коров и надеются, что вследствие этого молоко от первых перейдет к последним. В Германии и Швеции, когда наступает пора, в которую коровы доятся трижды в день, их ударяют веткою рябины или другого посвященного громовнику растения. Этот обряд в Вестфалии обозначается словом quiken, т. е. делать коров сильными, бодрыми, давать им новую жизнь[533]. У чехов соблюдаются и другие знаменательные обряды. Накануне 1 мая они украшают одну из своих коров зелеными ветками, покрывают ее чистою пеленою и выводят в поле на перекресток; там, сотворив обычное моление, снимают с нее покрывало, расстилают его по траве и хлебным всходам, смоченным небесною росою, и, когда оно сделается мокрым, снова возлагают его на корову.

По возвращении домой вешают это покрывало в избе и выжимают из него росу в нарочно поставленный сосуд, наблюдая при этом, чтобы означенная ткань представляла подобие коровьего вымени с четырьмя сосцами. Добытая таким образом роса примешивается к коровьему пойлу, отчего, по мнению крестьян, коровы в продолжение целого года пользуются вожделенным здравием и дают много молока. Тою же росою умываются девицы, чтобы стать здоровыми и красивыми – что называется, кровь с молоком!

Рано поутру, перед солнечным восходом, чехи отправляются на поля, стрясают с хлебных колосьев росу в подойники и потом этою собранною росою омывают у коровы сосцы и вымя; некоторые косят с соседних полей росистую траву и кормят ею свою скотину с полным убеждением, что у соседей коровы будут давать дурное молоко, а у них – хорошее. Подобными же средствами пользуются и ведьмы для того, чтобы отымать у чужих коров молоко: по чешскому поверью, «čarodějne baby chodi рřed slunce vychodem do travy v pasěkach stirat rosu do loktuši[534], tim nabudou moсi že mohou z nich vydojiti mleko tech krav, jenž na onych pasekach se pasly». Вешая на кол свои передники, они доят из них молоко[535].

На Руси рассказывают, что в ночь перед Юрьевым днем и на утренней его заре ведьмы выходят в поле, расстилают по траве холст и дают ему намокнуть росою; этим холстом они покрывают коров и делают их тощими и недойными[536]; вместе с тем, как высыхает роса, собранная на холст, высыхает, т. е. утрачивается, и молоко у коровы. Пелена или холст – эмблема облачной ткани: когда чаровница упустит нечаянно звезду, то не иначе может поймать ее, как плахтою, через которую процеживалось молоко (Черниговская губерния), т. е. она ловит звезды, закрывая их дождевою тучею. На рассвете Иванова дня ведьмы бродят по полям, засеянным рожью, и выбирают из росы содержащееся в ней молоко[537]. Малороссияне коровье молоко и масло называют Божьей росою.

В Киевской губернии существует поверье, что ведьма моет юрьевской росою цедилку (ситечко для процеживания молока) и потом когда станет ее выдавливать, то вместо росы потечет молоко, а соседские коровы останутся с пустыми сосцами[538]; в Литве накануне Иванова дня хозяйки варят цедилку в святой воде, взятой из трех костелов, и это, по их словам, заставляет чародеек возвращать коровам выдоенное молоко: подобно тому как из цедилки льется роса или святая вода, так из коровьего вымени должно политься молоко[539].

Ведьма может выдаивать чужих коров на далеком от них расстоянии, употребляя для того и другие чародейные способы: стоит только ей воткнуть нож в соху, столб или дерево – и молоко тотчас же потечет по острию ножа, между тем как в ближайшем стаде начинает реветь корова и остается с пустым выменем[540]. Накануне Юрьева дня, на Зеленые Святки и на Ивана Купалу ведьмы ходят по ночам голые, отворяют в крестьянских дворах ворота и двери и срезывают с них по нескольку стружек, собранные стружки они варят в подойнике и тем самым похищают у соседей молоко. Поэтому в означенные дни каждая хозяйка считает обязанностью осмотреть свои ворота и двери, и если заметит где новую нарезку, то немедленно замазывает ее грязью, после чего, по мнению поселян, ведьма лишается возможности отбирать у коров и овец молоко. Тогда же взлезают ведьмы на деревянные кресты, что стоят по дорогам, и стесывают с них стружки, которые употребляют так же, как и срезанные от ворот, или берут деревянный клин (нередко колок от бороны), вбивают его в скотном хлеву в столб и начинают доить, словно коровий сосок; молоко льется из этого клина, как из крана бочки, и наполняет большие ушаты и ведра[541].