Линяев тоже вытянул руки и подбросил к ним правую ногу. Затем левую. Это упражнение выходило лучше.

Он вытянул руки в стороны и трижды согнул, напрягая бицепсы. Физические занятия рукам по душе. Они большие охотники до работы. А дать им баскетбольный мяч, так они совсем сомлеют от восторга. Но если сказать «сдаюсь» и попробовать поднять их — они не поднимутся, скорее отсохнут.

Линяев надел пальто и, стараясь не сбавлять спортивный темп, пошел в столовую.

У человека в свитере, должно быть, зверский аппетит. «Допустим, что и у меня аппетит слона», — подумал Линяев. Он набрал тьму разных блюд. Но в слоны Линяев не годился. Он изнывал над первой тарелкой.

«Ну-ка, навалимся, — подзуживал он себя. — Вспомним бесхитростный опыт детства. Первую ложку — за директора студии. Вторую — за главного редактора. Третью — за главного режиссера. Ай-яй-яй! Забыли председателя комитета радио и телевидения. За него, так и быть, — две ложки».

Из столовой — на трамвай. Бодрее. Сегодня нужно быть бодрее, чем когда-либо. Сегодня мучительный день. Ведь он не знает, что ему делать с Алиной.

Трамвай, допотопное чудище, с лязгом и грохотом пополз к студии. Линяев продрался сквозь толщу пассажиров в угол площадки. Здесь ему обрадовались.

— Добренькое утро!

С ним приветливо раскланялся розовый толстяк. Профессия сталкивает Линяева с сотнями людей. Он не в силах удержать в памяти каждого. Этот, очевидно, из их числа.

— Здравствуйте, — ответил Линяев.

— Не узнаете, — догадался толстяк. — А ведь я Обозников.

Обозникова он помнит. У него он был вместе с Мыловаровым, когда тот готовил о нем фельетон. Обозников дико пьянствовал, наводя ужас на соседей. Опасаясь драки, Мыловаров позвал с собой Линяева. Тогда в прихожую к ним вышел лохматый человек в распущенной рубахе и со стаканом водки в руках. Он выпил водку и понюхал ингафен — словом, ту штуку, что нюхают от гриппа.

— Вы очень изменились, — заметил Линяев.

— Еще бы! После фельетона я раскинул головой и, представьте, нашел выход. Я перешел на воображаемые напитки. Это очень просто и безвредно для людей. Не понятно? Сейчас покажу. Только для вас. Ведь сейчас рабочий день. Я пью коньяк. Итак!

Обозников опрокинул в рот воображаемую рюмку и досадливо крякнул:

— Жестковат! Видать, дагестанский. А вчера я отведал пятьдесят граммов медального «Двина». Это, доложу вам, нектар. А вообще человеческое воображение не имеет границ…

Обозников собирался развить свою мысль глубже, но Линяев должен был выходить.

— Э-э, может, налить? — спохватился Обозников.

В коридоре Линяева перехватил редактор выпуска и предупредил:

— Петров заболел гриппом. Вечером дежуришь вместо него.