Нет, это не все. Оставалось еще что-то, что он хотел сделать.
В подвальной комнате было холодно. Холодно и тихо.
Вон там, рядом с окном, виднелась тень, похожая на рыцаря. Выше, у потолка, летела тень в виде птицы. Рядом примостились игрок на флейте и шила-на-гиг. Приглушенный свет исходил от двух ламп в форме раковин на стенах. Еще одна лампа, с отделанным бахромой абажуром, точно такая же, как та, что мама пододвигала поближе к себе во время шитья. Его слегка лихорадило, но это состояние не было неприятным. Он чувствовал себя как в детстве, когда во время болезни реальный мир словно исчезал: цвета становились ярче, звуки – загадочней, все походило на сказку и одно ощущение перетекало в другое.
Элейн приходила к нему наверх рано вечером и приносила подарки – шоколад, книги и головоломки. Его родители сидели в гостиной на своих обычных местах. Элейн улыбалась особенной улыбкой и клала холодную руку ему на лоб и на щеку. Он дрожал от возбуждения, но не решался ни отодвинуться, ни поощрить ее. Власть была только у нее. Иногда она гладила его волосы, что-то шептала и потом уходила, тихо, но твердо закрывая за собой дверь, не оглядываясь, будто застала его спящим. Но иногда она садилась к нему на кровать и улыбалась еще раз. Он закрывал глаза и откидывался на подушки. Ее рука холодила ему лоб. Ее рука поднимала его рубашку.
Глава 10
Руперт Лоусон был напрасной тратой времени.
Он раз и навсегда решил про себя, что Дикон – полицейский, а тот не особенно старался разубедить его в этом. Необыкновенно дорогая квартира в Челси была безупречно обставлена, она буквально ломилась от всевозможных дорогих штучек. Смесь стилей говорила сама за себя: кресло от Ля Корбюзье, настольная лампа «Тизо», множительный аппарат «Хокни», стереосистема «Блаупункт», телефон-трубка и часы с шестью циферблатами, которые показывали время в Лондоне, Токио, Сиднее, Нью-Йорке, Йоханнесбурге и Брюсселе. При виде всего этого великолепия не оставалось никаких сомнений по поводу того, кому принадлежал стоявший у дома белый «порше». Дикон ничуть бы не удивился, если бы увидел, что Лоусон носит в наплечной кобуре «филофакс».
Поначалу Лоусон явно нервничал, излишне жестикулировал, слишком настойчиво предлагал выпить. В то время как он пододвигал Дикону стул, его глаза напряженно оглядывали комнату. Он очень старался угодить визитеру, но было видно, что думает он о чем-то другом. Дикон сразу сообразил, в чем дело: у Лоусона где-то припрятана заначка – пара унций кокаина или опия лежит в ящике стола. Это было вполне в духе новых рыночных воротил: быстрые автомобили, легкие деньги, сладкие грезы.
Лоусон был высок и хорошо сложен, хотя и с некоторыми признаками начинавшейся полноты. Песочного цвета волосы и светлые ресницы делали его похожим на быка. Он сидел за длинным и узким столом, занимавшим полстены, и крутил перстень с печаткой на правом мизинце. Когда Дикон сказал ему о смерти Кэйт, на его лице сначала отразилось облегчение и только потом – скорбь.
– Какой ужас! – произнес Лоусон. Он встал из-за стола и плюхнулся в кресло, довольный тем, что его худшие ожидания не оправдались. – Как это произошло?
– Несчастный случай, – сказал Дикон. – Она утонула в своей ванне. Вероятно, она поскользнулась и ударилась головой.
– Это ужасно.
Лоусон встал и прошел в другой конец комнаты, к столику с напитками.
– Вы в самом деле не хотите?.. – снова спросил он.
Дикон покачал головой.
– Мне не наливайте.
Лоусон плеснул себе бренди и вернулся в кресло. Однако он не был похож на человека, которому захотелось выпить: он поставил стакан на пол, не сделав ни глотка.
– Чего вы от меня хотите?