— Фы за ето фремя не исменилфя, — сообщает он, жуя с набитым ртом и роняя еду на столешницу.

— Ну ты и свинья! — констатирую я, повторяя свои же мысли.

Незваный гость улыбается мне с набитым ртом, а после продолжает жевать. Он ест жадно, глотая большими кусками и практически не разжёвывая. Буквально на моих глазах за считанные секунды от одного бутерброда ничего не остаётся. Я же всё не могу сопоставить факты и понять, зачем Вилли пришёл ко мне. Точнее, зачем он залез в мой дом. «Соскучился? Чушь собачья. Нас давно уже не связывает ни дружба, ни общее дело», — думаю я и, облокотившись на спинку стула, любопытствую:

— Тебя вообще не смущает, что я сижу перед тобой?

Он удивлённо смотрит на меня и откликается:

— А разве должно?

Стиснув зубы, я объясняю:

— В мой дом без спросу лезет какой-то мужик, который жрёт мои бутерброды. Как минимум, я бы застрелил его на месте, не будь ты им.

— Спасибо за откровенность, Майкл.

— Обращайся.

Старый знакомый цокает языком и закашливается от крошки, которая попадает ему не в то горло. Взяв со стола стакан и налив туда холодной воды из кувшина, тот делает три больших глотка, опустошая всё до последней капли.

— Так что тебе нужно?

— Старая история…

— Ты же говорил, что вышел?! — резко оборвав его, я складываю руки на груди.

«Чёрт возьми, гандон! Он соврал мне!» — с тихой яростью понимаю про себя.

— Говорил, но только не совсем вышел… — немного замявшись, признаётся Вилли, смотря в пустой стакан и поглаживая рядом лежащий кухонный нож. Его поведение настораживает меня.

— И что ты хочешь? Рассказать, какой ты молодец, что обдолбываешься с тёлками по подворотням?

— Ты мне должен, — сухо произносит он.

— Не помню, чтобы я был должен какому-то наркоману, — сухо заявляю в ответ.

Вилли действительно мой старый друг, который прошёл со мной огонь и воду. Вот только к его великой тупости, он так и не смог сойти с косой дороги, как когда-то я. Мы вместе служили по контракту, где и познакомились. Он, равно как и я, видел тысячи смертей, жестоко убивая всех без разбора. Женщин, детей, стариков, мужчин, больных, здоровых, молодых… Это ведь был приказ, а его никогда не нарушают. Я и сам убил больше, чем исцелил, но отнюдь не горжусь подобным. Это была служба — тяжёлая, долгая, мучительная. После завершения контракта в нашем отряде осталось пять человек из двенадцати, а остальных нам пришлось похоронить собственными руками. Мы все там являлись друзьями, ведь так казалось проще не потерять человечность. Пожалуй, похороны своих друзей — это одно из самых ужасных зрелищ, которое вообще мог бы увидеть человек.