– Я шел с ним от главного гарда Стемида-конунга, – неторопливо, взвешивая каждое слово, произнес племянник. – Успел присмотреться. Так скажу: власть у него в крови. Дренгом стал год назад, а в начале осени Стемид его поднял. И даже не в хускарлы, а сразу в хольды. Глупый и кичливый возгордился бы, юный, но разумный проявлял бы осторожность, искал советчиков и поддержки. Этот приказывает, не задумываясь, ни у кого не спрашивая и не сомневаясь, что приказ будет исполнен. И взгляд у него временами такой… Прямо как у тебя, дядя. Словно он – ярл, а ты его хирдман. По мне, так это явно говорит о благородной крови.
– А что говорит он сам? Кто он по происхождению? – спросил Три Скалы.
– Говорит, что он – старший в роду, – Кари чуть усмехнулся. – Говорит: сказать больше ему не позволяет гейс[5].
– Гейс, значит… – Торвард коснулся меча и улыбнулся. – А что о нем говорят люди?
– Разное говорят, – Кари помедлил.
Ярл не торопил. Сидел, задумавшись, крутил в пальцах косичку бороды.
– Говорят: то ли он сын какого-то конунга из дальних стран, то ли вообще… бога. – Кари поглядел на дядю: не улыбнется ли? Не улыбнулся.
– Еще вроде бы, что Ререх его у каких-то вестфолдингов отбил. Парень сам его окликнул, по имени назвал, хотя Ререх его тогда впервые увидел. Еще говорят: удача у него – не у всякого князя такая. Полтора года назад одно исподнее на нем было, да и то чужое, а теперь большой дом в главном Стемидовом гарде, серебра-золота не счесть. Стемид его, мальчишку, хольдом назвал. Был бы он конунгу сын, тогда понятно, но ведь не сын. Даже не родич.
– Думается мне, хочет он удачу этого Вартислейва присвоить, – рассудительно произнес Три Скалы.
– Да ты погляди, дядя, каких людей он вокруг себя собрал. Пегобородый, которого Милошем зовут, точно не простой хускарл. А уж Дерруд… Ты ж его видел, дядя. Видел, что у него на руках написано.
– Видел, – ярл задумчиво пожевал рыжеватую косицу. – И раньше я его тоже видел. Этот Дерруд был поединщиком у конунга Олафа Груды Развалин. Убил для конунга многих. А ушел, когда тот не позволил ему кровника убить.
– Громкая вышла история. Я тоже ее помню, – проворчал Грум Три Скалы. – По мне, так это неправильно. Запретить хольмганг тому, кто за тебя на отмель встает…[6] Так негоже.
– Он – конунг, – желчно отозвался Торвард. – Для конунга то гоже, что ему выгодней! – Ярл стиснул оголовье нового меча и сразу успокоился. – Когда Дерруд ушел, Олаф очень рассердился. Объявил, что лишает его своей защиты. По мне, так это совсем уж не по чести было. Убивал Дерруд для конунга, но убивал-то Дерруд, так что у многих на него обида была. Однако Убийца все еще жив, а это говорит о нем многое. И о нашем юном хольде – тоже.
– А слыхал, как Дерруд сказал, что умрет за него? – напомнил Три Скалы. – По мне, так и эти слова многого стоят.
– А по-моему, важней то, что парнишка ему ответил. Вот это слова истинного вождя.
– Сын Геллира-ярла тоже с ним, – сказал Кари. – Тот молодой, беловолосый, в кольчуге без рукавов.
– Геллира-ярла? – Торвард нахмурился, вспоминая.
– Геллир Свирепый. Похож на тебя, ярл. Люди говорят: когда-то была земля в Вестфольде, которая теперь отошла сыну Харальда-конунга Бьерну Мореходу. Стемид-конунг принял его, потому что Свирепый приходится ему родичем по первой жене. Но Геллир хоть и без земли теперь, но все же ярл. И отец его был ярлом, и дед. И все же Свирепый отдал своего сына не равному в хирд, а Вартислейву. И думается мне, непроста так поступил.
– Я бы сына в чужой хирд не отдал, – Торвард снова нахмурился.
Его единственного сына убили три года назад. Остались только дочери.