– Да не собираюсь я тебя есть! Нас мама позвала.

– Ну, если мама зовёт, то надо идти, – я нехотя встал и направился вслед за сестрой.

В пещере, где недавно произошёл локальный геноцид крысят, не было и намёка на произошедшее, ни одного кусочка тел, ни единой капли крови на стенах, пропало даже их примитивное оружие. Сестра шла сквозь пещеру игнорируя изменения, так что мне пришлось оставить удивления на потом. Вскоре мы достигли одну из крайних конечных пещер, где нас ожидала мама и её маленькое гротескное произведение искусства в стиле арт-хаус: гора из мёртвых тел крысят, высотой не меньше десяти метров. И нам всем ещё повезло, что у драконов обоняние саморегулирующееся, иначе бы мне стало дурно от смердящего запаха этого нагромождения тел.

– Сиал, сын мой. До начала вашей спячки я не успею принести разумного, что послужит катализатором для раскрытия твоего сосуда. Я решила воспользоваться ими, – Ликура с призрением посмотрела на кучу тел. – Спячку ты проведёшь здесь, на верху этой кучи. Будем надеяться, что нахождение в таком месте благоприятно скажется на твоём магическом сосуде. Конечно, это не заменит поедания существа, напрямую контактирующего с магией смерти, и никак не сможет заменить прямого вливания первичной магии смерти в твоё тело. Но не стоит переживать, ведь после этой спячки у нас будет три года.

Договорив, Ликура повела нас обратно в пещеру с нашей кладкой. По пути мама поинтересовалась, смогли ли мы добыть еды, а услышав ответ, попросила подробнее рассказать о ситуации с оленем. Вставляя через каждое слово восторженные комментарии, Калиса поведала маме всё до мельчайших подробностей. Выслушав историю до конца, Ликура похвалила нас за наблюдательность и зачла наше задание. И сразу же попросила распределить очки: сестра все десять очков вложила в Волю, а я в Магию.

До самой нашей спячки оставалось чуть больше года, поэтому это время мы проведём в обучении. Пока Ликура не начала, я уточнил один момент насчёт того, мог ли интеллект оленя вырасти из-за повышения класса. Оказалось, что и в этом мире животинка может в интеллект, математику и высокоуровневую мыслительную деятельность. Но для этого ей необходимо повысить класс как минимум на два, а то и на три порядка. Да и то, как такового интеллекта у животного не появится – будут лишь лидерские качества и более развитые инстинкты, но даже с такими возможностями животные действительно очень умны и сильны. Дракону они в противники не годятся, но для остальных существ они станут серьёзной проблемой.

После объяснения ситуации с оленем – начался сеанс обучения.

Этот урок был посвящён небольшой истории мира, заодно широкими мазками затронули разумные расы. Само определение “разумный” предложили высшие эльфы для тех живых существ, кто способен к обмену мыслями в логической последовательности. К таким расам относились не только люди, дворфы, ящеролюды и высшие эльфы, а ещё равнинные эльфы, тёмные эльфы и орки. И, к тому же, напавшие на нас крысята так же считаются разумной расой наравне с минотаврами, гноллами, гарпиями, ламиями и другими существами. Все эти существа разумны, только все свои контакты с миром сводят к удару дубинкой и утаскиваем в племя, где несчастного приносят в жертву богам или его съедают. Примерно как-то так себя вели орки до того, как одумались и наладили диалог с миром. Именно тогда расы, что могут не только грабить караваны и сжигать деревни, но и способны договариваться между собой, стали называть “высшими разумными” – а вот таких ребят, как кобольды, стали именовать “низшими разумными”.

Самое важное, как подчеркнула мама – это то, что лет семьдесят назад у женщин всех разумных видов стали рождаться дети новой расы. Их появление связали с влиянием скверны. Ликура больше ничего не знала из-за обрывочных слухов, но пообещала разузнать.

Мы сделали небольшой перерыв, в который мама принесла нам тушу горного козла. Мы без особого желания съели эту гадость, а когда Калиса закончила хрустеть черепушкой невинно убиенного существа – мама сразу продолжила обучение, остановившись на скверне, её природе и проявлениях.

Скверна стала причиной катаклизма давностью в две тысячи лет, исказив почти все источники первичной магии смерти и жизни. Спустя века она начала проявлять себя в местах без источников, и даже в местах скопления разумных, будь то деревушка, небольшой городок, форт или пещера. Появляясь, скверна за считанные секунды поглощала всё созданное руками разумных, как и самих разумных и животных. Чтобы спустя время всё поглощённое восстановить, но уже в искажённом виде. Скверна, как выразился один из старейших драконов – это странное, непонятное, интересное и пугающее явление.

Постепенно все осознали, что скверне чужды законы этого мира. Ведь если достать из чаши горошину, то она там больше не появится. Скверна же породит ещё одну порченую горошину, и ещё одну, и ещё. Она всё восстанавливала до мельчайших деталей, будь то кружка или монета, или даже если само скверное место выжгут дотла. Скверна всё восстановит. Если же авантюрист погибнет в таком месте, то его тело вместе с пожитками будет поглощено скверной, а после он возродится как одна из форм осквернённой нежити. И даже если его убить и забрать все вещи, а труп сжечь – то он вновь возродится вместе с вещами.

На этой весёлой ноте мама закончила обучение. Год пролетел как одно мгновение, близилось время спячки.

– Тихого сна, мама. Тихого сна, сестра, – я попрощался с семьёй.

– Спи спокойно, сын.

– Спи спокойно… братик, – робко и неуверенно прозвучал голос сестры.

В дальней пещере меня ждало нагромождение тел. Верхние из них полностью сгнили, оставив после себя груды костей и гнилостные подтёки на полу, а трупы в центре вспухли. Я смотрел на это всё и ловил себя на мысли, что меня это всё нисколечко не волнует. Наверно, я просто привык к жизни в своём новом облике, раз у меня не вызывает отвращения сама идея спать на огромной куче из костей и полуразложившихся трупов.

Забвение сна расступилось. Передо мной была бескрайняя степь, выжженная солнцем земля без признаков растительности. Одни лишь пустошь вокруг, сколько не верти головой. Я неосознанно наклонил её и увидел свои ноги. Мои человеческие ноги. И живот, грудь, руки.

Это действительно были мои руки, с полученным в детстве шрамом. Мы тогда всей семьёй поехали в лес за грибами, а когда вернулись – стали их чистить и нарезать. Помню, отец в то время всегда всё шинковал и резал в руках, на весу, без разделочной доски. Я тогда решил повторить за ним и, зазевавшись, разрезал себе тонкую складку между большим и указательным пальцем правой руки.

Я медленно, боязливо поднес ладони к лицу и стал осторожно трогать его, ощупывать, изучать. Не было ни вытянутой клыкастой пасти, ни роговых отростков – только гладкая кожа обычного человеческого лица. Моего лица.