Перед тем как дать согласие на три интервью, я просмотрел список из более чем тридцати предложений, который оставляла для меня Эдна. В течение всего дня каждая из программ, в которой я согласился участвовать, анонсировала мое будущее интервью как «эксклюзивное». Я согласился на такую постановку вопроса в том смысле, что буду беседовать с каждым из журналистов в отдельности. Разумеется, это вовсе не означало, что каждый услышит что-то особенное. Все понимали: то, что я скажу одному, я скажу и всем остальным. Теперь было бы неплохо придумать, что именно я собираюсь им сказать.
Я приехал в студию телевизионного центра в Форт-Ли, откуда передачи транслировались на всю страну с помощью спутника или еще чего-то в этом духе. Поскольку мы заранее договорились о том, что интервью должны проходить в одном и том же месте, своих представителей прислали сюда все три телеканала: Фокс, Эм-эс-эн-би-си и Си-эн-эн.
Хотя, по правде сказать, было бы гораздо лучше, если бы телеканал назывался «У!», а девиз его гласил: «Уклончивость». Или, скажем, телеканал «Для тех, кто спит», хотя я не уверен, что такие люди сегодня существуют.
Хотя среди моих собеседников и не было выдающихся звезд, каждый из них прилично владел своим мастерством. И каждый очень умело задавал вопросы, чтобы выпытать из меня улики, которые имеются в деле Дэниела Куммингза.
Кстати, я всегда получал огромное удовольствие от политических интервью и, как теперь выяснилось, не зря терял время на их просмотр. Основной трюк заключается в том, чтобы сказать то, что ты намерен сказать, совершенно независимо от тех вопросов, которые тебе задают.
Вот несколько наиболее типичных примеров.
Последнее телешоу подразумевало, что я буду участвовать в передаче наряду с другими «экспертами», среди которых были и адвокаты, и представители прокуратуры. Все они проявляли чудеса красноречия, и было два момента, которые объединяли их всех. Во-первых, ни один из них не имел ни малейшего представления о фактической стороне дела и, во-вторых, никто из них не сомневался в том, что Дэниел будет признан виновным.
Потом перешли к ответам на вопросы телезрителей, и вот это было куда страшнее. В ходе всех моих предыдущих крупных дел общественное мнение, конечно же, придерживалось единой точки зрения и считало всех подозреваемых виновными. Но вокруг этого дела разыгрались особенно бурные страсти. Дэниела публика ненавидела лютой ненавистью, а вместе с ним ненавидела и меня.
Студию я покинул с огромным облегчением, после чего сразу поехал домой, где меня уже заждалась Лори. Она не на шутку расстроилась из-за того, что у меня пропал аппетит, хотя этот факт можно легко объяснить: в перерывах между интервью я от волнения съел никак не меньше тридцати пяти тысяч картофельных чипсов.
На протяжении всего обеда мы не сводили друг с друга глаз. Я таращился на Лори по причине ее несказанной красоты, от которой у меня буквально захватывало дух. Но поскольку Лори совсем не задыхалась, глядя на меня, то я заподозрил, что она таращится на меня по какой-то другой причине.
– Энди, я никогда не видела тебя таким.
– Что ты имеешь в виду?
– Обычно, когда ты начинаешь работать над новым делом, ты готов прыгать до потолка. Тебе всегда не терпится ввязаться в драку. То дело, которым мы сейчас занимаемся, по идее, должно вызывать в тебе массу любопытства. И что я вижу? Твое любопытство какого-то совсем другого сорта. Энди, объясни мне, пожалуйста, что происходит.
– Ну, ладно. Мне не нравится нынешняя ситуация. У меня такое ощущение, будто меня раздирают на части. Когда я играю, я должен жаждать безоговорочной победы. Но в случае с Дэниелом у меня нет этой жажды. Как его адвокат я должен добиваться его освобождения, но я вовсе не уверен в том, что его действительно нужно выпускать на свободу.