мой младенческий язык

власть его надгробного камня

папа, картофель, домашняя птица, сливы,

призма[9]

сезон темноты

оно раздувается вперёд

один большой подъем

все уносится прочь

двадцать три, двадцать три».

В её словах Билли не мог отыскать ни связи, ни ключа к чему-либо.

Время от времени — между этими случаями проходили недели и месяцы — Барбара улыбалась. Дважды при нём тихонько смеялась.

Бывало, что шептала слова, которые тревожили его, от которых по коже бежали мурашки:

«избитый, в синяках, задыхающийся,

кровоточащий

кровь и огонь

топоры, ножи, штыки

красное в их глазах, в их бешеных глазах».

Но в голосе, которым произносились эти слова, не чувствовалось ужаса. Барбара шептала их точно так же, как все остальное.

Тем не менее они пугали Билли. Он волновался, а не попала ли она, впав в кому, в какое-то тёмное и страшное место, где ощущала себя в западне и совсем одинокой.

На лбу появились морщинки, она заговорила снова: