Дейв хотел сказать, что он не охотничья собака, чтобы команды выполнять, но не смог разомкнуть губ, зато руки послушно взмыли вверх, словно были привязаны к невидимым верёвкам, за которые резко дёрнул кукловод. Юноша попытался опустить руки, отпрянуть в сторону от незнакомца, тряхнуть головой, прогоняя дурное наваждение. Бесполезно, тело не желало слушать своего прежнего владельца, лишь ошейник ощутимо нагрелся и проклятые шипы глубже вошли в горло. Ах вот, как?! Дейв, как учил отец, мысленно отстранился от внешней суеты, обращая свой взор к магическому потенциалу. Когда-то, убегая тайком из родного дома на торговый корабль, юноша был уверен, что его магия — это вода, ленивые океанские волны, с приглушённым мурлыканьем ласкающие берег или же вздымающиеся тёмной смертоносной стеной над дерзнувшим бороздить их безграничные просторы кораблём. Увы, вода юного морехода признавать отказалась, значит, магический дар будет иной формы, не причудливо изгибающейся волны. Дейв глубоко вздохнул, зовя магию и при этом брезгливо огибая серые липкие нити чужого волшебного вмешательства. Вот ведь, гадость какая, в самую душу проникла, чем бы её убрать? И тут Дейву в руки скользнуло что-то гладкое и прохладное, ткнулось настойчиво, словно требующий ласки котёнок, мол, эй, вот он я, погладь немедленно! Юноша, прикусив губу от волнения, опустил глаза и едва удержался от стона разочарования. Настойчиво тыкающееся в руку нечто оказалось не кинжалом (хвала богам, пробудилась не магия смерти!), не флаконом с зельем (и-эх, целительство — дар весьма полезный!), а тростью с лупой на набалдашнике. Это ещё что за издевательство?! Первым порывом Дейва было вышвырнуть вон нелепую игрушку (что это за магия такая, щёголя, жеманника светского, издевательство сплошное, а не дар!), но врождённая практичность заставила внимательнее присмотреться к дару богов. Трость в умелых руках — оружие грозное, не хуже сабли, а ещё в ней часто скрывается тайник с кинжалом или даже шпагой. Короче, не такая уж и бесполезная вещица, а понять, какую магию она символизирует можно и позже, когда с чужим чародейством будет покончено. Дейв как следует размахнулся и обрушил трость на липкую плеть чужой магии. Плеть ощутимо вздрогнула, зашевелилась, а затем рассыпалась брызгами, ощутимо воняющими тухлыми яйцами. Дейв довольно улыбнулся и принялся яростно размахивать тростью, сокрушая чужую магию, чувствуя, как с каждым новым ударом становится легче дышать, распрямляется спина, пленённое магией тело обретает желанную свободу.
— Надо же, какой сильный, — шмелём прогудел над головой Дейва голос, и новые липкие плети магии обрушились на юношу, пытаясь вырвать у него из рук трость. — Не сопротивляйся, мальчик, со мной тебе не справиться. Покорись мне!
— Никогда! — яростно выкрикнул Дейв, рассекая тростью целый ворох плетей.
— Глупый мальчишка! — громыхнул голос.
Всё вокруг потемнело, Дейва завертел яростный вихрь, но и он не смог вырвать из рук юноши спасительную трость. Теряя сознание, задыхаясь от сдавливающих грудь незримых тисков, Дейв из последних сил прижал трость, чувствуя, как она впитывается, тает, скрывается в нём, недоступная для чужих чар.
Мужчина, купивший Дейва у пиратов, судорожно вздохнул, провёл едва заметно дрожащей рукой по лбу, пристально глядя на безжизненно лежащего у его ног юношу, и хрипло выдохнул:
— Я беру его.
В руке у капитана пиратов моментально материализовался весьма объёмный сыто звякнувший бархатный мешочек, но какое-то время мужчина не спешил сжимать его в руке, подтверждая тем самым сделку.
— Что-то не так? — лениво поинтересовался колдун, от холодного тона которого по ногам пирата побежали ледяные узоры.
— Вы что, решили оставить мальчишку себе?!
Ледяные стрелы взметнулись выше, неприятно защекотали шею, сковали холодом волосы, выбелили брови и ресницы.
— Н-нет, — хрипло выдохнул пират, признавая своё поражение и судорожно сжимая в кулаке мешочек. — Он ваш.
— То-то же, — довольно усмехнулся колдун, щелчком пальцев поднимая бездыханного Дейва в воздух. — Хвалю за сообразительность.
Чародей топнул ногой и исчез, оставив после себя лёгкий запах плесени. Капитан прерывисто выдохнул, подкинул мешочек в руке. Золото звучно звякнуло, но отчего-то его успокаивающая тяжесть ничуть не радовала, наоборот, сердце лихого пирата, бесстрашно бросающегося на абордаж и привыкшего смотреть в лицо смерти, тревожно сжималось, предвещая неминуемую беду. На миг даже захотелось расторгнуть сделку, броситься за колдуном и вернуть мальчишку, если придётся, даже силой отбить. Капитан устало усмехнулся уголком рта. Бежать? Куда? Колдун исчез, не оставив и следа. Да и не отбить у него мальчишку, всё, сделка свершилась, обратного пути нет, а потому нужно выбросить из головы никому не нужную сентиментальность и жить дальше. Корсар не зря предчувствовал беду, не прошло и трёх дней, как его в прямом смысле слова принесли, предварительно оглушив и запихнув в остро пахнущий солью и илом мешок, на встречу с господином, коего лихая морская братия прекрасно знала под именем Чёрного Джека. С запоздалой досадой капитан пиратского корабля понял, что так настораживало его в пленённом юнге: он был неуловимо похож на Джека. Вот же, патрульные крейсера со всех сторон, это же надо было так влипнуть! Какое-то время корсар надеялся, что сумеет выпутаться из переделки, в конце концов, он же ничего плохого мальчишке не сделал и вообще, понятия не имел, чей это сын. Чёрный Джек не спорил, слушал внимательно, временами кивал, выпуская из короткой глиняной трубки едкие клубы дыма и так же равнодушно, в очередной раз выпустив кольцо дыма приказал вернуть капитана пиратов на его корабль. Корсар осторожно выдохнул, только вот радость его оказалась преждевременной. Его действительно вернули на корабль, но отнюдь не для того, чтобы отпустить на все четыре стороны, а чтобы повесить на самой высокой мачте на виду у всех членов экипажа. Дабы все, присутствующие на казни, поняли и друзьям-знакомым поведали, что трогать семью Чёрного Джека чревато последствиями и вообще смертельно опасно.
Дейв не знал, что отец уже узнал обо всех перипетиях в жизни сына и разыскивает его с неумолимым упорством поднятого мертвеца, коий не может обрести покой, пока не выполнит приказ. Угодив к колдуну, Дейв вообще потерял какую-либо связь с внешним миром. Чародей вознамерился во что бы то ни стало отобрать у мальчишки магию, но в отличие от драгоценностей и даже жизни силой этого сделать невозможно. Маг должен отдать магию по собственной воле, только так сила переходила полностью, до последней искры и служила своему новому владельцу как родному, не пакостя ему и не навлекая всевозможные беды и проклятия. И колдун, который во имя грандиозной идеи создания уникального чародея, коему подвластны абсолютно все виды магии, не пожалел даже собственное дитя, был уверен, что сумеет сломать Дейва. В конце концов, что ему какой-то мальчишка, когда в его руках были колдуны и старше, и опытнее, которые пусть и не сразу, но всё же ломались, передавали свои магические способности, лишь бы обрести даже не свободу, а смерть. Это ничего, даже хорошо, что юнец строптивый, значит, у него настоящий дар, а не какие-то там слабенькие способности. Чародей довольно улыбнулся, потёр ладони, предвкушая, как новый поток магии хлынет в его потомка, напитает его новой силой, подарит новые уникальные способности. Конечно, было бы гораздо лучше самому впитывать магию, но, увы, для взрослого такие эксперименты губительны. Только ребёнок, в чьих жилах ещё не пробудилась собственная магия, может стать амулетом, впитывающим чужие силы. Маг раздосадовано прищёлкнул языком, брезгливо глядя на своего чахлого ребёнка, которому отцовские эксперименты приносили едва ли не столько же мук, как и тем, у кого забирали магию. И почему боги так посмеялись над ним, наградив, да какое там, наказав столь презренным отпрыском? Это тощее, в синеватых прожилках вен, с чахлой обесцвеченной от магии порослью на голове существо не достойно звания потомка великого чародея. И, тем не менее, других отпрысков не было, а значит, придётся работать с тем, что есть. Отец нетерпеливым жестом поманил ребёнка за собой и направился в подвал, где прикованный к стене стоял Дейв. Вот уже третий день проклятый мальчишка, сцепив зубы и не проронив ни слова, терпел голод, холод и всё более жестокие пытки, но так и не соглашался отдать магию. Терзать его сильнее было опасно, юнец мог погибнуть, а вместе с его жизнью без следа исчезла бы и магия.
— Ну, что? — прогудел колдун, сверху — вниз глядя на упрямого мальчишку. — Надеюсь, сегодня ты будешь благоразумнее?
Дейв лишь крепче сжал губы, даже не повернувшись к колдуну. Магия Дознания, дар редкий, встречающийся у одного чародея из ста, тёплым комочком свернулась в груди, согревая изрядно озябшее в сыром и холодном подвале тело. Отдать её свихнувшемуся злодею? Да ни за что!
— Жаль, — коротко уронил колдун, поворачивая тугой рычаг.
Отчаянный крик взлетел к низкому потолку, ударился о него, рассыпался, раздробился и заметался по подвалу, не в силах найти выхода. Дейв выгнулся дугой, захрипел и бессильно обвис. Чародей раздражённо щёлкнул пальцами, прячущийся в тени неупокойник (один из бывших пленников) шаркая ногами приволок ведро воды и по кивку хозяина выплеснул его на мальчишку. Дейв вяло зашевелился и тут же снова застонал, закричал, задёргался, когда рой злых гнилостно-зелёных молний хлестнули его мокрое тело.
— Хозяин, — пробубнил неупокойник, равнодушно глядя на страдания мальчишки, — если вы продолжите жечь его молниями, его жизненные силы закончатся через три четверти лучины.