И тут я перестала подбирать слова и начала писать то, что действительно о нём думала. Там было много про его осмотрительность, остроумие и бережное отношение к друзьям. Только исписав несколько страниц, я снова вернулась в свой привычный стиль.

«В следующий раз если будешь присылать что-то опасное — предупреждай. Не знаю, где ты раздобыл эту дрянь, но у меня есть подозрение, что использовать её на человеке опасно для обоих. У этого заклинания побочный эффект сильнее, чем прямое действие. Считаю его бесполезным для изучения. Хотя, уже поздно, потому что заклинание плотно засело в моей голове и уходить оттуда не собирается.

P.S. Я первая запустила заклинание, так что записывай меня к себе в напарники.

P.P.S. Ещё раз назовёшь принцессу «Амелькой», не пожалею жизни и испробую мушиное заклинание на тебе!

С уважением, любовью и преданностью,

Твоя ученица

Александра.»

Я добавила к письму ещё несколько страниц с отчётом о проделанной работе, приложив рисунки мухи, по которым становилось ясно, что она отлетела в мир иной. Возясь с печатью, я прокатила по языку разозлившее меня имя «Амелька». Звучало пренебрежительно. Я решила, что зря сердилась на Освальда, и теперь только так и буду называть противную принцессу.

Закончив с письмом, я порылась в столе и достала из него маленькую коробочку. Павшая в ходе эксперимента муха заслуживала похорон.

«Закопаю завтра,» — решила я, уже представляя, как будет смеяться Альберт, когда узнает.

С нашего возвращения из Аскары мы жили во дворце. Альберт упросил нас с Рональдом переехать к нему. Молодому королю нужна была дополнительная помощь, чтобы закрывать те политические бреши, которые я успела организовать в его отсутствие.

Сказать по правде, я, Рональд и няня Мэлли, давно хотели перебраться поближе к Альберту, каждый по своей причине. Когда Альберт это понял, было поздно. К тому времени Мэлли уже душевно откармливала его пирожками, сетуя на то, как сильно он похудел, а мы с Рональдом всё свободное время посвящали долгим беседам, пытаясь убедить Альберта не жениться на Амель.

Альберт нас любил, поэтому первое время терпел и вежливо отнекивался, но, когда понял, что мы не отстанем, пригрозил нам обоим. Рональда пообещал вызвать на поединок, а меня лишить сладкого, если мы ещё хоть раз заикнёмся о расторжении помолвки.

— Лучше и меня на поединок! — возмутилась я.

— Нет! Без сладкого. Пожизненно! — Альберт был непреклонен.

Мы поняли, что он не передумает, и отстали, заменив всё недосказанное очень мрачными взглядами и оборванными на середине фразами.

Няне Мэлли Альберт не стал угрожать из уважения. Хотя, может, в нём говорил отменный аппетит. Поэтому няня продолжала готовить огромными блюдами всякую всячину и закармливать ею воспитанника под завистливые взгляды дворцовых поварих.

Альберт вёл переписку со своей невестой уже три месяца. Поначалу она тяготила его, но потом что-то поменялось. Лето за это время успело основательно закончиться, пришла осень, и становилось всё холодней, а вот отношение Альберта к Амельке, будто бы наоборот, несколько потеплели. В его эмоциональном спектре нет-нет да и проскакивала какая-то… нежность? Мне было трудно поверить, что к принцессе можно испытывать нежность, поэтому я связала новую эмоцию Альберта с пирожками Мэлли. А что, они были выше всяких похвал и заслуживали к себе тёплого отношения.

Но, вопреки моей теории, переписка Альберта с Амель становилась всё активнее. Если бы их помолвка и в самом деле была простой формальностью, не было бы необходимости забрасывать друг друга письмами, а они забрасывали, вызывая во мне новое, неприятное чувство. В животе начинало противно ныть каждый раз, когда Альберт запирался у себя на ключ и скрипел пером. Поначалу я надеялась, что это просто голод, и проторила себе дорожку на дворцовую кухню, поближе к пирожкам Мэлли. Но, увы, пирожки не помогли, и, пришлось признать, что я ревную. А самым неловким было то, что Рональд понял природу моего чувства раньше меня самой. Понял, но ничего не сказал.

Я была не единственной девушкой, которую сильно огорчила весть о женитьбе молодого короля. Влюблённые в Альберта девицы устроили такой плач, что было слышно за пределами королевства. Они готовы были носить траур, но в черном покорить сердце короля было трудно, и они отказались от этой идеи, ограничившись созданием клуба разбитых сердец.