Но, похоже, той кровопролитной встряски оказалось недостаточно, и история вновь пошла по кругу… В мир снова вернулось зло! Гадес, размышляющий о сущности бытия, негодующе сжал кулаки. Ту женщину, что научила его любить, безжалостной волной накрыла и утащила война. Война, которой можно было избежать, если бы первоначальные творцы мира, называемые Столпами Стихии, прислушались к его словам. И тогда, похоронив любимую, он взошел на Асов курган, место упокоения величайших героев прошлого – павших в Войне Двух Миров, и поклялся, что не допустит повторения этого ужаса… Не допустит любой ценой! А теперь он вынужден наблюдать, как с каждым годом приближается новая катастрофа, ибо все меньше оставалось в этом мире созидающей энергии, все меньше творилось того, что некогда называли
– Господин Тарница, если не ошибаюсь? – негромко окликнул он барона, выходя из-за дерева.
– Ну? – набычился барон, совершенно не стремившийся к общению неизвестно с кем.
– Кажется, визит к провидице совсем вас не порадовал, – прозорливо усмехнулся Гадес. – Да и кому приятно услышать, что его любимое чадо сляжет, едва достигнув двадцати лет, и возможно, ужас-то какой, даже умрет.
– Кто вы такой? – начал звереть Тарница. – Откуда вам это известно?!
– Вы можете звать меня Гадес. А известно мне не только это. Еще, например, ведомо, что у вас имеется и младшенький сынок, коего вы никак не решитесь признать своим…
– И чего? – господин барон неприязненно рассматривал странного собеседника. На вид лет тридцать, хотя черт его знает, глаза-то колючие стариковские, или… наоборот, восторженно-юношеские? Тарница озадачено потряс головой и вновь уставился на вежливо улыбающегося Гадеса. Да нет, обычные глаза, цвета зимнего неба в погожий январский денек, и такие же холодные, даже, пожалуй, слишком, бр-р-р…
– А то, что я могу помочь вам избежать предсказанных неприятностей, – странный собеседник многообещающе улыбнулся. – А для предотвращения несчастья мне всего-то и нужен этот несчастный, не принятый вами ребенок…
Подобное предложение повергло Йожефа в некоторую растерянность, но ненадолго. Избавиться от бастарда (а в том, что этот младенец бастард, он не сомневался) – что может быть лучше?
– Забирайте, – буркнул он.
– О. – Гадес удовлетворенно потер руки. – Заключим сделку. Как только придет назначенное время и бастард достигнет принятого в ваших местах возраста совершеннолетия, я заберу мальчика, а взамен ваш старший сын останется жить.
– Отчего бы вам не забрать этого ублюдка немедленно? – сварливо осведомился барон.
– Увольте, друг мой, зачем мне грудной младенец? – в притворном ужасе замахал руками Гадес. – Теперь выбор только за вами.
Тарница недобро прищурился. Еще шестнадцать лет терпеть этого ребенка в своем доме… Ну, если только ради благополучия Кристофа!
– Ладно, – нехотя согласился он. – Заключим сделку.
– Надеюсь, вы пригласите меня в дом? Подписывать подобные договоры на улице – дурной тон. К тому же мне понадобятся бумага, чернила и непосредственно предмет сделки. Или вы думали, что я потребую от вас крови? – насмешливо заломил бровь собеседник.
Кстати, именно об этом Тарница и подумал, но виду не подал…
– Кровавые подписи есть не более чем глупая выдумка авторов дешевых мистических романов, столь популярных среди смертных. К тому же я не против пропустить стаканчик вина за удачную сделку, – продолжая городить прочую нагловатую чушь, Гадес думал о своем. К шестнадцати годам из несчастного ребенка выйдет отличная заготовка с прекрасным сочетанием страха, злобы и ненависти. Насколько он успел рассмотреть барона, тот не поскупится на пинки и щипки нелюбимому чаду, и Гадес получит хороший материал для будущей марионетки. А направить всю скопившуюся злость в нужное русло станет делом техники, как и подбросить мальчишке идею дальнейших действий. Он ухмыльнулся своим мыслям. О да, это заставит богов расшевелиться! А когда все будет исполнено, куклу уберут в сундук…
– …может, стоит и нам вмешаться?
– Тебе бы только вмешиваться! Знаю я вас, молодых да ранних!