– Я заинтригована.

– Между Змеями и царём имелся уговор: первые крадут только у бедняков, даже не посматривая в сторону царской дочери – красавицы, в которую все поголовно влюблялись, а правитель в свою очередь улаживает конфликты с семьями, куда девушки возвращаются несколько иными.

– То есть? – я нахмурилась, предвкушая жуткое признание, и на нервах открыла забытую баночку с угощением.

– То есть, Машенька, после встречи с Горынычами немногие сохраняли рассудок. К счастью для них, безумство длилось месяц, два. К несчастью, за это время большинство женихов, друзей и даже некоторые из родственников, хоть и знали о сроке помешательства, отворачивались от бывших служанок, нередко выгоняя тех из дома.

– Ужас какой…

– Царь затем ссылал несчастных в другие сказки, где те умирали.

Я поперхнулась мёдом, который осторожно пробовала ложечкой, появившейся своевременно, хоть и неожиданно из воздуха.

– И перерождались, Машенька. Что-то ты побледнела.

– Они все на этом месте бледнеют, – заметила лягушка, – а треть в обморок падает.

– Удивительно… – пробормотала я.

– Четверть давится, – добавила земноводная.

Я отложила угощение, облизнула губы:

– Как же так, я не понимаю?

– В нашем мире, Машенька, никто не умирает взаправду. Девушки, попадая в другие сказки, становятся красивыми цветами, деревьями. Иногда журчащей речкой или каким-нибудь существом, обязательно помогающим добру в борьбе со злом.

– Вроде яблоньки из «Гусей-лебедей»?

– Ты верно поняла.

Лягушка вздохнула, да так грустно, словно лично одну такую яблоню знала.

Деревянный продолжил:

– Это своего рода, Машенька, было извинением перед девушками за то, что всё закончилось таким вот образом. Ты, например, тоже не умрёшь. Переродишься в небо, и твой облик…

– Будет являться вам в полнолуние и бла-бла-бла. Знаю-знаю. Но помирать не собираюсь. Дальше-то, что было?