Август Феодосий I Великий — не столько победитель, сколько умиротворитель готов — был (подобно своему менее удачливому предшественнику Валенту II) вынужден «воленс ноленс» удостоить Атанариха, именуемого то князем германских племен, то — «судьей», великих почестей, как равный — равного. По сравнению с Атанарихом, другой владыка готов — Германарих (вошедший в историю, прежде всего, благодаря совершенному им, из страха перед гуннами, самоубийству — если верить Аммиану), кажется более великим и могущественным. Но в то же время — и более архаичным, своего рода пережитком более древней эпохи германской истории. Хотя именно Германариху довелось «выковать своим мечом» первую германскую великую державу и сохранять ее целостность до конца своей жизни. Как долго — мы сказать пока, увы, не можем. Ибо между ста десятью годами, которые щедро отводит Германариху в «Гетике» Иордан (в столь продолжительный срок жизни готского царя сегодня мало кто верит), и шестьюдесятью-семьюдесятью годами, вполне достаточными для того, чтобы назвать прожившего их государя «очень старым», «достигшим преклонного возраста», остается примерно тридцатилетний «люфт», или «просвет». Но, как бы то ни было, можно считать, что носителя верховной власти над «зоной остготского влияния» на протяжении большей части IV в. вплоть до катастрофы 375–376 гг., связанной с гуннским нашествием, звали Германарих. Хотя по-готски его имя звучало скорее всего как «Аирманареикс». Интересно, смог бы он, в менее преклонном возрасте, отразить гуннский натиск? Могли ли гунны напасть на остготов в молодые годы Германариха, скажем, в 365 или в 370 г.? Исследователи не устают задавать себе и другим подобные вопросы, хотя навряд ли можно надеяться получить на них ответ. История вещает нам устами Аммиана Марцеллина в книге XXХI его «Деяний»:

«И вот гунны, пройдя через земли аланов, которые граничат с гревтунгами (остготами — В.А.) и обычно называются танаитами, произвели у них страшное истребление и опустошение, а с уцелевшими заключили союз и присоединили их к себе. При их содействии они смело прорвались внезапным нападением в обширные и плодородные земли Эрменриха (Германариха — В.А.), весьма воинственного царя, которого страшились соседние народы, из-за его многочисленных и разнообразных военных подвигов».

Итак, по неопровержимому свидетельству римского военного историка, Германарих на протяжении своей долгой жизни и долгого успешного правления, постоянно проявлял мужество, вселял в соседей страх и трепет перед готами, уважение к готскому имени, неустанно сплачивая созданную им готскую державу. Царство, пределы которого достигали оставленных готами областей к северу от Данпарстадира и даже Янтарного моря. Где еще оставались не ушедшие в поход на юг «рейдготы»— «гнездюки». Эта великая «варварская» держава (следующую создаст царь гуннов с готским именем Аттила), разумеется, не имела границ в современном смысле этого слова. Да и основа, на которой Германариху удалось сплотить ее и удерживать от распада, должна рассматриваться с учетом тогдашних условий. Под тогдашним, а не современным углом зрения. Готский царь вполне довольствовался регулярной данью, получаемой им в Данпарстадире от покоренных племен. На большее его власть, особенно в отдаленных областях — к примеру, у эстиев в устье Вистулы — и не претендовала. С другой стороны, не подлежит сомнению и то, что в менее отдаленных областях он вел войны, покоряя народы, многие из которых, несомненно, не были связанны с готами или вообще с германцами, общим происхождением.

В годы Второй мировой войны опьяненные своими первоначальными успехами подданные гитлеровского «Третьего рейха» (именуемые Местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Сергием Страгородским «безбожными готами») стали свидетелями того, как рухнул германский Восточный фронт. Фронт, простиравшийся от Финляндии до Чёрного моря (говоря словами популярной в то время немецкой солдатской песни). Невзирая на все ухищрения изощренной и, надо признать, весьма эффективной (фактически, до самого конца войны) геббельсовской пропаганды, этот фронт не мог не рухнуть. В 1942–1943 гг. он начал рушиться, чтобы окончательно развалиться в 1944 г., под ударами превосходящих сил советской Красной армии. Но, даже если представить себе — хоть история и не знает сослагательного наклонения! — что немцы смогли бы удержать тогда Восточный фронт, он все равно неминуемо рухнул бы пятью или шестью годами позже. Рухнул бы даже без активных наступательных действий советских войск. Просто в силу своей чрезмерной для немцев протяженности, неблагоприятных для них условий местности («в России нет дорог, есть только направления») и климатических условий («генерал Грязь» и «генерал Мороз»). Как говорится, «что русскому здорово, то немцу смерть!» …

Между тем — при всей условности, возможно, некорректности или даже недопустимости подобного сравнения с точки зрения реальной истории! — Германарих как-то ухитрился, со своими несравненно слабейшими (во всех отношениях) силами, чем силы германского вермахта и армий стран — союзниц гитлеровского «Тысячелетнего рейха», на протяжении почти столетия удерживать именно этот «Восточный фронт», простиравшийся «от Финляндии до Черного моря»! Разумеется, удерживаемый властителем позднеантичных готов «фронт», рухнувший, в конце концов, под гуннским натиском, был не сплошным, как фронт, удерживаемый германскими войсками Гитлера (менее трех лет) через шестнадцать веков после падения державы готского царя. «Фронт», удерживаемый в IV в. Германарихом, опиравшимся на покоренные им народности, представлял собой скорее отдельные опорные пункты, островки готского владычества в море (или, если угодно, болоте) разноязыких иноплеменников (тоже, кстати говоря, не слишком многочисленных). Тем более, что покоренные им племена, похоже, то и дело восставали. Локализация покоренных Германарихом, согласно Иордану, северных народов приводит нас в области, расположенные в 2000 и более километров от основной области расселения готов на территории нынешней Южной Украины. Размеры подвластной готскому царю территории оказываются слишком обширными, чтобы не заставить многих историков (например, академика Б.А. Рыбакова) усомниться в их достоверности. Тем не менее, ничто не мешает нам признать, что готы предприняли такую попытку. В пользу нашей версии говорит следующее. Подконтрольная готам Германариха область Нижней Оки простиралась вплоть до Волги (именуемой в древности, до прихода кочевых булгар-болгар, по которым ее переименовали, «великой рекой Ра»). А затем — от излучины Волги вверх по течению Камы и далее за притоки Камы — реки Чусовую и Белую — до золотоносных Уральских (в древности — Рифейских, или Рипейских) гор. Благодаря своим месторождениям драгоценных металлов (прежде всего — залежам серебра) и высоко ценившихся в Древнем и Античном мире самоцветов (яшмы, малахита, изумрудов и др.) эти земли (подобно Янтарному берегу) с незапамятных времен привлекали торговцев, совершавших ради наживы столь дальние путешествия. Не менее ценными предметами вывоза из данных областей были продукты бортничества (пчеловодства) — мед и воска, а также пушнина. Весьма вероятно, что высылаемые готами военные экспедиции были направлены на захват в готские руки этой торговли и использования ее для собственного обогащения. Эта цель вполне могла быть готами достигнута. Судя по сохранившимся памятникам черняховской культуры, готы — сильнейший, по общему мнению римлян, эллинов и варваров, из германских племенных союзов — обладали всеми военными и интеллектуальными возможностями для распространения своей власти на столь обширные территории и удержания их в зависимости от себя. И, разумеется, не стоит — повторим это еще раз! — подходить в державе Германариха с современными мерками. Скорее следует говорить об остготском протекторате — в частности, в Прикамье. После того, как повелитель готов поставил в зависимость от себя народы Севера, он покорил германское племя герулов (эрулов, элуров) в низовьях Танаиса. Борьба, которую Германариху пришлось вести с царем герулов Аларихом, была крайне жестокой. Из «Гетики» Иордана следует, что Германариху было очень нелегко покорить герулов: словами «Herulorum cedes» («побоище, резня эрулов») Иордан как бы подчеркивал значительность победы, одержанной готским царем. То обстоятельство, что готы Германариха сперва отправились походом далеко на северо-восток, и лишь затем покорили своих ближайших соседей герулов, может быть связано с тем, что, прежде чем поставить герулов на колени, Германарих счел необходимым полностью уничтожить их экономическую базу, лишив транзитной торговли с народами Поволжья. В результате победы над герулами готы смогли контролировать все торговые пути от излучины Волги вниз по течению до Дона и Черного моря.

Никому из предшественников Германариха — ни Гапту (Гауту), ни Хулмулу (Гулмулу), ни Хисарне (Гизарне), ни прочим, как бы их ни звали, не удалось объединить племена, которыми они правили, в подлинную державу. Честь этого невероятного достижения, потребовавшего приложения почти сверхчеловеческих сил (учитывая обстановку той, мягко говоря, беспокойной древней эпохи) досталась Германариху. Сначала он покорил те племена остготов и их соседей, что еще не признавали власти рода Амалов. Затем — целый ряд (прото)славянских (венетских, по Иордану, или венедских, но никак не вендельских и не вандальских), угрофинских и даже балтийских народностей, включая эстиев. Как уже говорилось, к середине IV в. род Амалов в его лице властвовал над крупнейшей из тогдашних германских держав. Власть Германариха простиралась на земли от нынешнего Финского залива до Евксинского понта. Включая большую часть европейской территории современной России и Украины. Согласно «Гетике», остготский царь за годы своего долгого правления покорил следующие племена: гольтескифов (Goltescytha), тиудов (Thiudos), инаунксов (Inaunxis), васинабронков (Vasinabroncas), меренсов (Merens), морденсов (Mordens), имнискаров (Imniscaris), рогов (Rogas), тадзанов (Tadzans), атаул (Athaul), навего (Navego), бубегенов (Bubegenas), колдов (Coldas).

Попробуем истолковать эти приведенные в «Гетике» этнонимы (?):

Гольтескифы — «золотые скифы», ибо Golt или Gult(an) значит по-готски: «золото» — вероятнее всего, народы, проживающие в областях уральских золотых месторождений. «Скифами», в широком смысле, как известно, все античные авторы называли жителей всех территорий, лежащих севернее Понта Евксинского и простиравшихся до Ледовитого океана, Сибири и степей Центральной Азии («восточные скифы» — азиатские саки и массагеты, «северные» — аримаспы, исседоны и т. д.). Название «тиуды» (в готском и других германских языках — «народы»), видимо, относится к «гольтескифам». То, что в списке данников Германариха «гольтескифы» и «тиуды» перечисляются раздельно, как разные народы-данники, очевидно, объясняется ошибкой переписчика. Изначально в «Гетике» у Иордана было написано: «народы гольтескифов» (Goltescytha Thiudos). Впрочем, по другой версии, «тиуды» — это «чудь» древнерусских летописей и сказаний, финноугорские народы (или один из них), чей этноним (?) созвучен собирательному названию целого ряда племен и народов, как правило, прибалтийско-финской группы угрофинской общности, но не только: «чудь белоглазая» — дославянские жители современной Архангельской области России, «чудь заволочская» (впервые упомянутая в «Повести временных лет» XI века) — древнее дославянское население Заволочья — и др. Правда, при рассмотрении данной, второй версии остается непонятным, почему пришедшие впоследствии в места обитания «чуди» восточные славяне, предки русского народа, назвали автохтонов своей новой родины этнонимом однозначно германского, готского происхождения (ведь сами себя указанные угро-финны «чудью» никогда не называли). Данное загадочное обстоятельство заставляет отдать предпочтение первой версии. Мы затрудняемся «расшифровать» этноним «инаунксы», однако считаем возможным локализовать их рядом с «народами золотых скифов». Ибо перечень зависимых от Германариха народов явно составлен Иорданом по принципу соседнего проживания. «Васинабронки» же суть «ВасинаБ(Э)Ронки», т. е., согласно результатам лингвистического анализа этнонима — жители равнинной страны с пышными травами, богатой водоемами и местами заболоченной, чьим тотемным зверем является медведь («бэр»). А по истолкованию академика Бориса Александровича Рыбакова, «васинобронки», как и в случае «гольтескифов» — сведенные, по ошибке переписчика, в один этноним «весь» (вепсы — финское прибалтийское племя, предки нынешних вепсов и части карел) и «пермяки» (пармаэки, финно-угорская народность коми). «Меренсы» и «морденсы» — поволжские финно-угорские народности меря и мордва. К финно-угорской этнической группе принадлежат и следующие за ними в списке Иордана «имнискары» — бортники (пчеловоды), именуемые в Древней Руси «мещерой», «мещеряками». Хотя некоторые авторы — к примеру, Александр Николаевич Азаренков, сближают мещеру-мещеряков с мадьярами-маджарами-уграми-венграми. «Роги» (Rogas) и «тадзаны» (Tadzans) — явно очередная ошибка переписчика. Как и в случае с «гольтескифами» и «тиудами», эти ошибочно написанные раздельно (да еще и некорректно) слова следует свести воедино — тогда из совершенно непонятных Rogas и Tadzans получится ясное и понятное Roastadjans, т. е. «обитатели берегов Роа». Или Ра — нынешней реки Волги, не раз менявшей в истории свои названия, одним из которых было Итиль, Эдиль, Атель или Атиль — в честь повелителя гуннов Аттилы (?). «Атаул» (в некоторых тюркских языках — «передовой отряд», «передовое кочевье») — вероятно, передовое кочевье какого-либо тюркского народа, ставшее, возможно, полукочевым-полуоседлым (как впоследствии — тюркиякуты). Или же «посаженное на землю» готским царем. Так впоследствии древнерусские князья «сажали на землю» подчиненных ими тюркских кочевников — берендеев, торков, черных клобуков и проч. Согласно толкованию академика Б.А. Рыбакова, «атаул» — водюл(ы), т. е. водь, финно-угорское племя. «Колды» же — голядь (галинды, балтоязычное племя). Под «бубегенами» скрываются хорошо известные античным авторам певкины — древнее германское (скорей всего) племя. Певкины входили в упоминавшийся выше племенной союз бастарнов (порой их прямо идентифицируют с бастарнами) и приняли, по мнению многих, участие в этногенезе славян. Определить этническую принадлежность «навегов» мы, признаться, затрудняемся. Да и вообще, дошедшую до нас от Иордана информацию о размерах державы Германариха нельзя полностью подтвердить археологически. Северная граница черняховской культуры, с которой связывают готов, в то время не доходила ни до Балтийского моря, ни до Урала. Подобно тому, как «Гетика» различает «собственные народы» царя готов Германариха и покоренные им народы Скифии и Германии, существует также разница между областью расселения готов в собственном смысле слова (т. е. культурами черняховского круга), и сферой влияния державы Германариха. Как говорится, тема еще ждет своих исследователей… Более важным представляется нечто другое.

Через тысячу шестьсот лет после самоубийства готского царя Адольф Гитлер (кстати говоря, тоже покончивший с собой, причем при аналогичных обстоятельствах), мечтавший о «тысячелетнем рейхе», провозгласил германскую державу от Прибалтики до Крыма будущим ареалом, жизненным пространством, «лебенсраумом» для немецкого народа. Но того, чего Гитлеру не удалось добиться с помощью танковых клиньев и пикирующих бомбардировщиков, как ни странно, удалось добиться не имевшему ни танков, ни «штук» легендарному Германариху. Правда, всего на несколько десятилетий. Пока по его душу не явились гуннские «видимые бесы».

«Влечение к военным предприятиям волновало весь варварский мир, и спокойствие Галлии и Италии было нарушено переворотами, происшедшими на далеких окраинах Китая. Бежавшие от победоносного врага гунны направились к западу, и этот поток разрастался от беспрестанно присоединявшихся к нему пленников и союзников. Племена, спасавшиеся от гуннов бегством, в свою очередь воодушевлялись жаждой завоеваний; бесконечные толпы варваров обрушивались на Римскую империю с постоянно возраставшей тяжестью, а если самые передовые из них были уничтожены, то вакантное место немедленно замещалось новыми хищниками», писал Эдуард Гиббон в своей «Истории упадка и крушения Римской империи».

«Пораженный силой этой внезапной бури (нашествия гуннов в союзе с покоренными ими аланами — В.А.), Германарих в течение долгого времени старался дать им решительный отпор (вариант перевода: «устоять перед натиском объединенных гуннов и аланов» — В.А.) и отбиться от них; но так как молва все более усиливала ужас надвинувшихся бедствий, то он положил конец страху перед великими опасностями добровольной смертью» («Гетика»).

Итак, смерть Германариха произошла еще до смерти Атанариха. И эта смерть царя остготов представляется не менее загадочной, чем смерть вестготского «судьи». Нам, разумеется, известно, что римляне, попав в безвыходное положение или разбитые в бою, порой кончали с собой при помощи меча или кинжала (Брут, Катон, Антоний, Вар, Нерон, Отон и многие другие). У них (как и у греков) это считалось достойным способом уйти из жизни. Но именно у них. Не у германцев.

Некоторые позднейшие историки дают приведенному выше фрагменту труда Аммиана следующее истолкование. Угроза гуннского нашествия возникла совершенно неожиданно для Германариха. И потому была, вероятно, переоценена дряхлым остготским царем. Не видя способов предотвратить внезапную угрозу, старик пришел в отчаяние. Хотя, с другой стороны, согласно тому же Аммиану, «в течение долгого времени» старался дать тем же гуннам «решительный отпор и отбиться от них»! Старцу было необходимо принять решение, от которого зависела судьба его многоплеменной державы. Страх ответственности привел Германариха к душевному кризису. К некому нервному срыву. Не выдержав стресса, он совершил самоубийство. А фактически — «побег» от пугающей реальности. Побег туда, где никаким гунны было его не достать. Иные думают, что царь остготов добровольно принес себя в жертву. Ради победы своего войска над гуннами. Видя, что готы терпят поражение, и желая самоубийством умилостивить богов. Чтобы боги, удовольствовавшись его жизнью, все-таки даровали готам победу. Подобные добровольные само-жертвоприношения практиковались в разное время и у разных народов. Включая древних греков и римлян. Достаточно вспомнить греческие мифы Фиванского цикла, «Историю Рима от основания города» Тита Ливия и др. источники.

Но, если перечитать выдержанное в довольно-таки странном тоне сообщение Аммиана, может показаться, что ему самому не очень-то понятен смысл описанного им события. В самом деле. Воинственный царь воинственных германцев, проведший всю свою долгую, особенно по тем далеким временам жизнь, в боях и походах — неизменно славных и победоносных для него! — , вдруг не решается в последний раз, быть может, в своей жизни, скрестить оружие с врагом! А ведь известно: кто-кто, а уж древние германцы не могли себе представить лучшей смерти для всякого уважающего себя не только царя, князя, герцога, но и простого воина (а воином у них считался всякий свободный мужчина, облеченный, в силу своего статуса, правом носить оружие и участвовать в военных походах!), чем славная, почетная, «мужская» смерть с оружием (желательно, окрашенным кровью сраженного врага) в руках на поле брани. А не позорная для воина «соломенная смерть» от старости или болезни. Мало того! Даже почувствовав приближение смерти в мирное время, от той же старости или болезни, германский воин брал в руки меч или копье и, воздев его к небу, умирал с именем Вотана (у северных германцев — Одина), бога воинов и мертвых, на устах. И разве могло «трусливое», с готской и вообще с германской точки зрения, самоубийство (в отличие от представителей, других народов, с которыми воевали римляне — например, пунийцев или даков, да и самих римлян, в сходных ситуациях — нам не известны случаи, когда бы германцы кончали с собой, чтобы не попасть в плен) сравниться с гибелью в честном бою? С гибелью от вражеского оружия. Гибелью, открывавшей воину, павшему со славой, прямой путь в загробный мир. Путь к веселой и разгульной жизни в чертоге павших героевэйнгериев. Воинов, избранных богом-кудесником Вотаном для своего войска «живых мертвецов», приберегаемого для финальной битвы с силами зла в день Рагнарёка — Гибели (Сумерек) богов. Путь к загробной жизни, полной пиров с богатырями прежних времен, рогов с медом и пивом. Полной сладостных утех с постоянно обновляющими свою девственность дочерьми Одина — божественными амазонками-валькириями. И постоянно возобновляющихся сражений друг с другом!

Как бы то ни было, воинственный седобородый готский старец обладал исключительной жизненной силой. Данное обстоятельство играет немаловажную роль в объяснении самими германцами причин загадочного ухода — нет, бегства готского царя в загробный мир. В то, что он покончил с собой, устрашившись врага, естественно, не мог поверить никто, осведомленный о подвигах Германариха. Кто мог всерьез поверить, что правитель и военачальник, всю свою жизнь проведший в войнах и только лишь благодаря этим, выигранным им, войнам, сумевший создать свою громадную державу, скрепленную силой его победоносного оружия, бросился на собственный меч? Не вонзив его предварительно как можно глубже в гуннскую или аланскую грудь? Что Германарих, мужественно противостоявший гуннам и аланам, вдруг ни с того ни с сего прекратил им сопротивляться, внезапно вняв молве о связанных с их нашествием «ужасных бедствиях»? Хотя он, уже вступивший в вооруженную борьбу с гуннами и гуннскими союзниками, никак не мог об этих приносимых ими бедствиях не слышать?! Известие о самоубийстве Германариха стало наиболее убедительным и широко известным свидетельством страха перед гуннами и ужасающего воздействия молвы о гуннском массовом терроре на всех современников. Но именно поэтому ему отказывались верить соплеменники самоубийцы, как и прочие германцы. Для готов смерть их величайшего царя должна была иметь иные причины.

Объяснения народными массами исторических событий, не подкрепленные надежными и убедительными доказательствами, историки называют легендами или сказаниями. Легенды и сказания так, сказать, «заполняют бреши». Ликвидируют «белые пятна истории». Удовлетворяют определенные потребности коллективной памяти народа. Но, чтобы выполнять эту задачу, они не должны быть выдуманными от начала и до конца, Не должны быть полностью и заведомо вымышленными. В отличие от сказок. То, что призвано выполнять указанную задачу, должно звучать достоверно. И соответствовать хотя бы некоторым известным фактам.

Поэтому-то создание легенды вокруг столь выдающейся фигуры эпохи Великого переселения народов, как царь остготов Германарих (не только слывший, но и бывший, несомненно, не только грозным полководцем, наводящим страх на внешних врагов, но и свирепым тираном для своих подданных), имеет выдающееся значение со всех точек зрения. В т. ч. и с точки зрения изучения отношения к гуннам народов, пострадавших от гуннского нашествия. О не описанной подробно пером историка фазе гуннского нашествия (поскольку эта фаза пришлась на время до начала вторжения гуннов в земли римлян, где имелись историки, способные это вторжение гуннских «кентавров» подробно описать) — первом вооруженном столкновении гуннов с готами — у нас имеются лишь предельно лаконичные сообщения античных авторов. А вот в германском героическом эпосе память об этом важнейшем событии IV в., напротив, сохранились. Рассмотрим свод героических сказаний о Германарихе (напомним, что у Иордана в «Гетике» он именуется буквально «Герменериг»; в древнейшем из германских эпосов — англосаксонском эпосе «Ведсид» — «Эорманрик»; в древнейшей эддической песни «Речи Хамдира» — Ёрмунрекк(р)»; в древнеанглийском эпосе «Беовульф» — «Эрменрек», в действительности же его имя произносилось по-готски скорее всего как «Аирменереикс»), дошедший до нас лишь в позднейших переложениях, а также его нордическую (северогерманскую, скандинавскую, исландскую) редакцию. Согласно им, при дворе Германариха жила красавица по имени Сунильда (Свенильда, Свенельда, Сванхильда, Сванхильд, Свангильда, Шванхильда или Шванхильд, в разных сагах, песнях и других источниках — по-разному), происходившая из покоренного им рода (или народа) росомонов. Многочисленных спекуляций о происхождении этнонима и народа росомонов, попыток доказать родство росомонов с роксоланами (россо-аланами), русколанами (русо-аланами) или древними рус(с)ами-рос(с)сами, а рус(с)ов-рос(с) ов — со славянами мы здесь касаться не будем, ибо это увело бы нас слишком далеко в сторону от основной канвы нашего повествования. Хотя теоретически возможно все. Тем более, что на эту тему и без нас исписано множество страниц. Так, например, наш соотечественник, философ, герменевтик и историософ Леонид Александрович Гурченко, вообще не считает росомонов отдельным племенем или народом, утверждая в главе «Кто вдохнул варягам-руси имя Русь» своей книги «Вынуть дьявола из мелочей», со ссылкой на статью Ирины Владимировны Зиньковской «К вопросу о росомонах Иордана в свете древне-германской эпической традиции», опубликованной в 2008 г. в Воронеже в сборнике трудов, посвященных памяти Андрея Олеговича Амелькина «История общественного сознания»: «Росомоны, к примеру, на поверку оказались не названием этноса, а готским термином, обозначающим придворных Эрманариха. Rohsns = др. греч. ойкос, «двор» — «дом», семья, род»; «ойконрос» — «стерегущий дом, страж дома»; manna — «муж». Rohsomannos (росоманнос) — rosomoni (росомони) по-готски могло означать «люди двора», «дворские люди», т. е. «дворяне», «придворные». Но это так, к слову…

По Иордану, жившему через много столетий после Германариха и считающего росомонов «народом», «родом» или «племенем», супруг Свенильды, чье имя очень напоминает имя соратника (или соратников) русских князей Игоря-Ингоря-Ингвара Старого, Святослава и Ярополка — Свенельда (или Свенельдов), был чем-то вроде постоянного посланника этого (на)рода при дворе царя остготов. И покорно исполнял все его приказания. Германарих часто отсылал его с разными поручениями к росомонам. Ибо в отсутствие мужа красавица Свенильда оставалась без опеки при дворе остготского царя. И могла невозбранно посещать его опочивальню. Ведь Германарих обращался с женщинами не иначе, чем с покоренными им народами. Он был их повелителем, берущим все, что пожелает. Существуют даже такие редакции этого сказания и такие толкования истории о Свенильде, согласно которым властный сластолюбец Германарих не пощадил даже чести собственной дочери. Поскольку она была рождена ему не законной женой, а наложницей. Свенильда (имя которой истолковывается как «дева-лебедь», «лебедка», от «свен» — «лебедь»), отличалась не только красотой, но и умом. Или, если угодно, коварством и хитростью. Она пользовалась своей близостью к готскому владыке, чтобы, уединяясь с ним для плотских утех, выведывать у старца все, что ее интересовало. С учетом данного обстоятельства версия, что Германариху было в описываемое время сто лет — не говоря уже о ста десяти! — представляется крайне сомнительной. Дело ведь происходило накануне гуннского нашествия, которого остготский царь не пережил! Неужели он почти до самой своей гибели вел активную половую жизнь — в стодесяти- или даже столетнем возрасте? «Не то, что нынешнее племя! Богатыри — не вы!..» Как бы то ни было, Свенильда запоминала все, что ей удавалось подслушать из бесед царя со своими советниками. И использовала полученные столь хитроумным образом сведения на пользу своему (на)роду. На пользу росомонам. Задумавшим поднять, с ее помощью, восстание против Германариха. Однако восстание «вероломного племени» (по Иордану) росомонов было подавлено готами. Как и многие другие восстания, происходящие в обширном царстве Германариха. Готский царь, оскорбленный не только как властитель, но и как мужчина, измыслил для коварной, вероломной, обольстительной Свенильды страшную, позорную, мучительную казнь. Очевидно, ее измена ранила старца больнее, чем, скажем, измена какого-либо из подчиненных, будь он даже высокого ранга. Ведь росомонка отдавалась Германариху, как выяснилось, не по любви, а лишь с целью выспросить и обмануть его. Перед лицом всего двора красавицу раздели догола и привязали крепкими веревками к лукам седел четырех горячих жеребцов. Под ударами бичей кони разбежались на все четыре стороны. Разодрав злосчастную Свенильду, на глазах разгневанного Германариха и всех его придворных, на четыре части. Так что руки и ноги оторвались от ее прекрасного тела. Как и при казни злополучного Дамьена, покушавшегося на жизнь французского короля Людовика XV Бурбона в XVIII в., тем же самым способом — четвертованием конями.

Эта история кажется, на первый взгляд, похожей на сказку. Однако именно избранный готским царем для Свенильды истинно «варварский» и, прямо скажем, зверский способ казни принадлежит к числу несомненных свидетельств в пользу историчности, т. е. подлинности ядра данного сказания. Ибо автору «Гетики» Иордану, приведенную которым версию мы, дополнив ее другими редакциями саги, положили в основу нашего рассказа, никак не могло быть известно нечто, известное нам. То, что еще в эпоху франкских царей из дома Меровингов именно таким — варварским (без кавычек), на наш взгляд — способом было принято казнить женщин. В особенности — преступниц знатного рода, вроде царицы Брунегаут (Брунгильды), за убийство десяти членов франкской царской семьи. От Меровингов этот мучительный вид казни переняли и их преемники из династии Каролингов. Казнившие этим способом не только женщин, но и мужчин. Если верить «Песни о Роланде», по приказанию императора Карла Великого был четырьмя конями растерзан на части изменник Ганелон. Погубивший при отступлении франкского войска его арьергард во главе с графом Хруодландом-Роландом. О казни Дамьена в правление династии Бурбонов уже говорилось выше.

В общем, Свенильде был уготован, разумеется, страшный и привлекший всеобщее внимание, но все-таки достаточно обычный для готов способ казни. Она погибла смертью изменниц из ближайшего царского окружения. И даже из царской семьи. И орудием ее казни были кони, считавшиеся у древних германцев (как, впрочем, и у других народов индоевропейского корня) священными животными.