Это был, несомненно, великий датчанин нашего времени.
…Из-за того, что квартиры в городе у меня не было, я выехал в Копенгаген пока без семьи. Правда, консул Серегин Анатолий Семенович, мой непосредственный начальник, уже ушедший из жизни в конце «перестройки», через свои связи в Большом северном телеграфном обществе — в том самом БСТО, которое еще в конце XIX века, а потом и в 20-х и 30-х годах активно помогало России и Советскому Союзу телефонизировать города, — довольно быстро подыскал крошечную двухкомнатку в рабочем районе Ванлесе на расстоянии примерно десяти километров от посольства. Так что жена с четырехлетней дочерью скоро присоединилась ко мне, и тыловое обеспечение для будущей активной работы было создано в срок.
Владение шведским языком не решало проблему полнокровного общения с местным населением, потому что датчане меня понимали, но моего шведского для понимания их устной речи не хватало. Пришлось срочно переучиваться и переходить на датский язык, для чего я воспользовался услугами всемирно известной школы Берлитца.
Посол Орлов, которого я имел честь лицезреть мимолетом в аэропорту Каструп в 1968 году, умер от инфаркта за несколько месяцев до моего приезда, и временным поверенным в делах СССР в Дании был советник Бондарь, человек добрый, незлобивый, с большим чувством юмора, умеющий ладить со всеми и исключительно опытный и осторожный чиновник. Он, казалось, был абсолютно лишен каких-либо амбиций, принципиально не вмешивался в дела как «ближних», так и «дальних» соседей и тихо, без надрыва вез свой воз. Работать с ним было легко и приятно. Он по очереди проработал во всех странах североевропейского региона, хорошо знал проблемы каждой страны и смешно разговаривал на «скандинавском» языке: акцент был полтавский, словарный запас — шведско-датско-норвежский, а мелодия — русская. Когда ему попадался «тупой» собеседник, до которого не доходила его тарабарщина, то он, с трудом сдерживая раздражение, прибегал к помощи немецкого, и тогда со стороны казалось, что школьный учитель отчитывает своего ученика за невыученный урок. Впрочем, такое случалось редко.
Я старательно следовал советам Вали Ломакина, постоянно вращаясь в кругу благожелательно настроенных датчан, друзей Советского Союза, накатывал с преподавателем километро-часы на горбатом «фольксвагене», в то время как мой шикарный «Форд-17М» сиротливо стоял в посольском дворе под навесом, и исправно посещал школу Берлитца, где один сердитый молодой человек, студент филологического факультета Копенгагенского университета, ломал мой хороший шведский на непонятно какой датский.
По-датски говорить — два пуда соли съесть
Наличие «толчка» — одна из характерных особенностей фонетического строя датского языка. Он представляет собой короткий перерыв в воздушной струе при произнесении гласного за счет смыкания или сильного сближения голосовых связок, после чего воздушная струя как бы выталкивается снова наружу.
Для тех, кто не знает, хочу пояснить, что скандинавские языки (кроме, конечно, исландского и фарерского, которые в силу своей архаичности стоят особняком) очень близки по своему грамматическому и лексическому строю, например как русский, украинский и белорусский, поэтому все скандинавы понимают друг друга, даже если они говорят каждый на своем языке.
Если попытаться датский и шведский языки разнести по разным полюсам, то норвежский окажется где-то посередине между ними. (Впрочем, с таким же успехом на разные полюса можно поставить норвежский и датский, чтобы между ними поместить шведский.)
Лингвисты, занимающиеся сравнительным языкознанием, при описании близких по строю и словарному запасу языков, давно обратили внимание на то, что эта близость, как правило, совпадает и с соседством географическим. Они утверждают, что если медленно (то бишь пешком и с остановками на сеновалах) двигаться из одной страны в другую, то можно не заметить, что ты попал уже в другую языковую среду — настолько, оказывается, постепенно один язык «уступает» другому.
Таким образом, если начать движение из Дании, перебраться в Норвегию, а оттуда — в Швецию, то можно на всем пути общаться с местным населением, не обнаружив при этом, что ты разговариваешь не с Енсеном или Серенсеном, а с Карлссоном. Никто еще не проверил на практике, насколько правы лингвисты, но в голову приходит еретическая мысль: а зачем трудиться изучать языки, когда достаточно знать хотя бы один?
Для иностранца, однако, слабо владеющего каким-то одним языком, общаться с носителем другого языка на первых порах достаточно трудно. Поэтому мне пришлось переходить со шведского на датский. До сих пор вспоминаю об этом не без содрогания. Могу с полной ответственностью утверждать, что овладеть этим языком в совершенстве, как это удается многим иностранцам при изучении английского, французского или итальянского языков, практически невозможно. В датском языке есть несколько звуков и особенностей произношения, которые делают эту сверхзадачу невыполнимой. Датский язык был четвертым по счету на моем пути, но я чуть не вывихнул свой язык (который во рту), пока более-менее сносно научился фонетически грамотно выражать на нем свои мысли. И понимать датчан я научился лишь ко второму году пребывания в стране. Кошмар!
Шутники утверждают, что если хочешь послушать, как звучит датская речь, то возьми в рот горячую картошку и попытайся говорить по-шведски. Получится похоже. Рассказывали, что после войны в Дании скрывалось много бывших нацистов, которые пытались выдать себя за местных граждан. Разоблачить их помогали лингвисты. Они предлагали произнести мнимым датчанам фразу «овсяная каша со сливками», и все сразу становилось ясно, что датчане из них получились такие же, как из козлов пианисты.
Владеющие немецким языком хорошо знакомы с таким лингвистическим явлением, как твердый приступ (Knacklaut) в начале слова, начинающегося с гласного звука. Освоить твердый приступ в немецком языке в общем-то не представляет больших трудностей — кряхтеть русские могут вполне прилично. А вот явление «стедет» в датском языке практически не выполнимо для иностранцев: это твердый приступ в конце слова, оканчивающегося на гласный звук. Сколько ни бились со мной в школе Берлитца, вместо «стедета» я производил только противное покряхтыванье, характерное для человека с плохим стулом. Я не был честолюбив до такой степени, чтобы убиваться из-за какого-то «стедета», и в конце концов решил обходиться без оного. Смысловая нагрузка, которую несет этот толчок-стедет, в ходе долголетней практики общения с датчанами вроде бы не страдала.
Предатель В. Пигузов, воспитывавший молодые кадры для разведки и продававший их прямо на корню американскому ЦРУ до того, как они заканчивали спецшколу, написал нечто вроде диссертации на тему: «Некоторые вопросы лингвистического обеспечения встреч с иностранцами». Предатель владел одним английским языком, и тем, говорят, через пень-колоду. Думаю, что с его расстрелом несколько поторопились. В качестве наказания за измену я бы заставил его до самой смерти «лингвистически обеспечивать» встречи с датчанами.
Ближе к делу
За все благодарю я Бога!
Теперь судья мне
Он один!