Вдобавок время появления в Лондоне, самый конец 80-х, совпало с почти повсеместной модой на женщин-руководителей. И газетные магнаты, осознав, что стремительно теряют читательниц, смекнули, что могут вновь завоевать их, если доверят самые ответственные посты женщинам.

Яркая привлекательная внешность Джорджины тоже не повредила.

Джорджина подъехала к Трибьюн-тауэр в восемь тридцать. Хотя здание это, расположенное в самом сердце Сити, уже не было самым высоким в Лондоне - пальму первенства уже давно перехватил Канэри-Уорф* (* административное высотное здание в лондонском порту), - оно по-прежнему оставалось одним из наиболее элегантных. Тридцатилетняя конструкция из стекла и стали благодаря мягким линиям казалась выше, чем была.

Окна кабинета Джорджины выходили на юг, и из них открывался замечательный вид на Тауэрский мост и величественную цитадель Тауэра.

Сегодня Джорджина облачилась в свой любимый костюм, который, как она считала, приносил ей удачу. Она вообще считала, что красный - её счастливый цвет. Джорджина верила в свою счастливую звезду. Она твердо знала, что одного лишь ума и трудолюбия не хватит, чтобы добиться своего в жизни и обрести счастье. В глубине души Джорджина была довольно суеверна, что, как сама полагала, унаследовала от матери-католички.

Стоя перед огромным - от пола до потолка - окном, Джорджина задумчиво вертела пальцами крохотное золотое распятие, подаренное ей матерью в далеком детстве. В размытых бликах ранних солнечных лучей она разглядела собственное отражение. Да, получив этот пост, Джорджина поправилась на несколько фунтов, и это её вовсе не вдохновляло. "Ты - женщина в теле", ляпнул ночью её любовник в порыве страсти.

"А все эти чертовы чипсы поздними вечерами, будь они неладны, подумала она, зарекаясь впредь даже прикасаться к этой заразе. Майк вечно угощал её ими, и Джорджина никак не могла отказаться. Майк Гордон заведовал отделом новостей в её газете. Джорджина подумала, что нужно первым делом позвонить ему и положить конец слухам о своем уходе. А подробно поговорить можно и позже, за рюмкой вина.

Лишь об одном Джорджина сожалела: поместив заметку о своей отставке в "Телеграф", она не только запугала Дугласа, но и ввела в заблуждение собственных подчиненных. Уйму неприятных минут им доставила. Впрочем, утешала она себя, порой цель и правда оправдывает средства.

Да, она внесла в работу своих людей нервозность и сумятицу, и теперь ей предстояло собрать всех сотрудников редакции и успокоить их. Пусть они останутся в неведении, что настоящая сеча только начинается.

К половине одиннадцатого все были в сборе. Джорджина набрала в грудь побольше воздуха и, покинув кабинет, остановилась перед столом своего секретаря Стива. Как обычно, она уже успела ввести его в курс дела. Стив встал из-за стола и теперь жался за её спиной.

- Внимание! - зычно выкрикнула Джорджина. - Прошу всех сюда!

Все дружно, как по команде, повернулись к ней, но многие остались сидеть, словно приклеенные. На всех лицах читались страх и отчуждение.

По традиции, главреды собирали персонал по одной-единственной причине: возвестить о своем "уходе". Этим словом извечно пользовались "уходящие", чтобы не объяснять, что их уволили или даже вовсе вышибли коленкой под зад. Подобно премьер-министру, любой главред твердо знал лишь одно: рано или поздно ему придется уйти в отставку.

- Всем меня слышно? - возопила Джорджина. В ответ послышался нестройный хор утвердительных возгласов.

- Все вы, наверно, слышали сплетни о моем якобы неминуемом уходе из "Санди Трибьюн". Так вот, я хочу, чтобы вы знали: все эти слухи напрочь лишены всякого основания. В отставку я не подавала. Никуда я не ухожу. А теперь - прошу всех возвратиться к своей работе.

С этими словами она повернулась, чтобы вернуться в кабинет, и тут же за её спиной грохнуло громовое "ур-ра!" Джорджина вошла в кабинет, закрыла за собой дверь, и, приблизившись к окну, уставилась на величавый Тауэр. Затем услышала, как дверь её кабинета приоткрылась. Вошел Майк Гордон.

- Блестяще сработано, Джорджи. Ты почти всех провела. Не знаю, что ты задумала и пытать тебя не стану, но одно скажу: я очень рад, что ты остаешься.

Майк был настоящий профессионал, который в своем деле собаку съел. В первое время он воспринял Джорджину с явным подозрением, да и она не питала к нему дружеских чувств. Выходец из Северной Англии, он относился к уроженке ЮАР с явным предубеждением. Однако мало-помалу отношения между ними стали налаживаться, а взаимное уважение постепенно переросло в теплую и искреннюю привязанность.

Джорджина была уверена: Майк её в беде не бросит. Да и сама она была всегда готова прийти ему на выручку в трудную минуту.

Не успела Джорджина вернуться в свой кабинет, как Пит Феретти, генеральный менеджер "Трибьюн" по маркетингу, позвонил Шарон.