Бонни мысленно молилась, надеясь, что Ричарда встревожит наконец их долгое отсутствие и он разыщет дверь, ведущую на чердак башни.
- О, судьба тут ни при чем! - жестко отвечала Элизабет. - До отъезда, еще во Франции, мне снились кошмары, но я была тогда слишком маленькой и не понимала их смысла. Я вам не рассказывала, но я заранее видела во сне, как хоронили маму. Моряки, все в черном, сбрасывают ее тело, обернутое полотном, в океан… И как убийцы нападают на папу в Бронксе! Но не решилась его предупредить, и он погиб, как и мама. Но может, и этих людей наняли вы?
- Чушь! Когда я приплыл в Нью-Йорк, то понятия не имел, что случилось с Гийомом. Мне было на него плевать - о да! Я думал только о тебе!
- Не сомневаюсь! Нужно было кем-то заменить маму. Иметь меня в своем распоряжении, чтобы тискать, целовать, как вы это проделывали с ней!
- Да замолкни же! - повторил Ларош. - Когда американец тебя тискает и целует, голую, тебе это разве не нравится?
Он быстро обошел кофр со старой одеждой. Взгляд у него был как у безумного. Бонни, трепеща, преградила ему путь. Он ударил ее в лицо. Второй удар пришелся в живот, и она отлетела в сторону. Пошатнулась и рухнула, с разбитым носом. Элизабет видела, как Бонни ударяется о стену и остается лежать неподвижно, лицом в пол.
- Бонни! - закричала она. - Садист! Убийца!
В голове у нее помутилось, хотелось только одного - дотянуться до него и убить. Она набросилась на деда и стала бить его в грудь, по лицу, выкрикивая оскорбления. Он рычал, как взбешенный зверь, когда схватил ее наконец за руки и до боли их стиснул.
Вырваться не получалось, и Элизабет, почти ослепленная слезами гнева и отчаяния, вдруг поняла, что мизансцена готова. Ее кошмар вот-вот сбудется. Темно, и над нею нависает фигура мужчины в черном.
Она даже не вскрикнула, когда Ларош повалил ее на пол, между кофром и чемоданами Катрин и Гийома.
«Нет, только не это!» - мысленно взмолилась молодая женщина.
Шуршание юбки, подъюбника и эта острая боль между ногами… Дикость происходящего, которому нет названия, - и вот она превращается в затравленную добычу, испуганную жертву, чтобы с душераздирающим стоном провалиться в блаженное небытие…
Ричард Джонсон с фонарем в руке остановился как вкопанный на пороге. Дверь в ту часть чердака, что находилась над башней, была распахнута настежь. Он несколько минут бродил под крышей, прежде чем услышал тихие отголоски разговора.
- А, вот вы где! - воскликнул он, отшатываясь при виде Бонни с разбитым лицом.
Гувернантка держала Элизабет в объятиях. Обе были на ногах, стояли позади кофра, однако от него не укрылась ужасная бледность невесты и ее очевидное недомогание.
- Что стряслось? Лисбет, милая, посмотри на меня!
- Ричард, дед разозлился, потому что я случайно нашла багаж родителей, а еще - доказательства, что он замышлял убить моего отца двенадцать лет назад, - недрогнувшим голосом проговорила она. - Чтобы отнять у Бонни бумажник с этими документами, доказательствами, он накинулся на нее, и та ударилась о стену, а меня он толкнул так, что я упала. И, падая, ушибла спину о крышку кофра.
- Что? Но как? Когда он успел подняться на чердак? По возвращении мсье Ларош пришел к нам, в столовую, но от чая отказался. Оттуда он пошел в кухню, чтобы поговорить с Леандром о декоративном кустарнике, который тот будет высаживать в субботу. Там он пробыл довольно долго, как мне показалось, а после уехал верхом. Анна-Мари слышала стук копыт и удивилась, потому что время позднее. А я подумал: что-то слишком долго вас нет - и пошел искать.
- Увы, поздновато вы явились, - вздохнула Бонни, сокрушенно качая головой.
Элизабет только пожала плечами. Выражение лица у нее было трагическое, но она не дрожала и не обронила ни слезинки.