Мне нравились люди.

Молодые, пьяные, влюбленные. Девчонки, ослепительные, как вспышки молнии. Хвастливые бойкие парни. Ночь – время транссексуалов, готов, геев. Пестрая толпа растекалась по главной улице, хором выкрикивая слова, значения которых я не знал. Меня это развеивало. Несколько отрезвляло. Помогало не влипать в неприятности. Почти.

Единственной проблемой был мой начальник. Инспектор уголовного розыска Питер Сатклифф. Его на самом деле так звали. Наверное, его участь стала ясна, как только имя и фамилию вписали в метрику. Наверное, его дразнили в детстве и всегда связывали с предметом ненависти всей нации[6]. В общем, с именем вышла та еще подляна, но он его не гнушался. Все звали его Сатти. Прозвище не только помогало избежать неловкости, но и подшучивало над повышенной светочувствительностью Сатти[7].

Он был мертвенно-бледен и страдал аллергией на солнечный свет.

Я многому у него научился, причем не только хорошему. Ночные дежурства быстро избавили меня от романтического взгляда на ночную жизнь. Сначала я ничего не знал про «вампов» – наркодилеров, которые действовали только по ночам, и про группировки: какая чем торгует и как их различать. С ходу я мог определить только улыб-смайлеров. Их так называли из-за шрамов в уголках рта – метке, полученной за долги или за излишнюю болтливость.

Сатти же различал рашбоев и уоллисов[8] просто по свисту. С легкостью вычислял бернсайдера[9], который забрел слишком далеко на юг города. Указывал сирен – девушек-курьеров Франшизы, которые порхали из одного ночного клуба в другой. А еще он почти сверхъестественным образом замечал наркодилеров. Было воскресенье, часа два ночи. Мы патрулировали Оксфорд-роуд. Улица связывает студенческие общежития с университетом, а университет – с центром города, и на ней кого только нет: проститутки за работой и клиенты, ищущие ночных развлечений, барыги и наркоманы.

Оксфорд-роуд также ведет к городской достопримечательности – улице под названием «миля карри». Вдоль нее, насколько хватает взгляда, теснятся бесчисленные пакистанские, бангладешские, кашмирские рестораны. Процветающий, бурлящий жизнью пестрый мусульманский район. Интересен он был из-за наркоманской уловки, которую мы там подметили.

Сатти называл ее «трюк с чадрой». На этой улице в любое время дня и ночи можно встретить молодых женщин в бурках и паранджах. Так они скрывают свои перемещения. Некоторые дилерши и особо нервные наркоманки стали рядиться в такую одежду. Сатти это бесило. Мало того что темнокожая, так еще и наркоманка. Дважды враг.

Мы стояли около круглосуточного ларька, пили кофе. Сатти курил. Неожиданно он ткнул меня в бок и дернул подбородком:

– Вон наша девица.

– Которая? Где?

По тротуару напротив шла невысокая женщина в черном одеянии.

– Может, она просто домой идет.

– Ага, как же, – буркнул он и пошел через дорогу, прямо под машины, повелительным жестом останавливая водителей.

Я направился следом за ним. Он обогнал женщину и встал у нее на пути. Она попыталась вильнуть в сторону. Он предостерегающе поднял руку, перевел дух и сказал:

– Аллах акбар.

Женщина ничего не ответила.

– Ну-ка, открывай личико, – велел Сатти.

Женщина поглядела по сторонам, будто ища выход из западни. Неохотно стянула с головы черный платок. Жидкие пряди волос, светлые и ломкие, как солома. Белая кожа, почти такая же бледная, как у Сатти. Явно наркоманка. Подойдя ближе, я увидел, что она меченая – из уголков рта к щекам тянулись шрамы.

– Улыбочку убери, – хохотнул Сатти над своей же шуткой.