— Они не сделали мир лучше?! Они лишили его равновесия. Ты думаешь, болезни — это безусловное зло? А как тогда регулировать численность популяции? И если на одном дереве плоды лучше и сочнее, значит, это дерево забрало воду и соки у своих соседей. Не надо менять орбиты планет, обещая, что на новой орбите климат будет лучше, воздух чище, а жизнь слаще. Воздух будет чище — значит, будет грязнее вода. Люди перестанут болеть, значит, наступит голод и есть будет нечего… У каждой медали есть другая сторона.
В глазах Матвея не было понимания и сочувствия. Он смотрел на нее с жалостью. Разве что не гладил по голове.
— Мам, равновесия не бывает, ты не знала? Равновесие — это равная скорость протекания прямого и обратного процесса.
— Откуда ты такой умный на мою голову взялся, — проворчала Елена Михайловна. Меньше всего на свете ей хотелось дискутировать на тему определений. Больше всего на свете ей хотелось найти ту, которая искалечила ее сына и отрезать голову ей. Что такого они делают с людьми, что они за несколько часов превращаются в таких вот, совершенно чужих, зомбированных существ, отрицающих все, в чем они были воспитаны.
— Слушай, мам, так я и не понял, почему ты волнуешься, — вдруг прервал ее размышления Матвей. — Если я охотник, то нож сломается и все. Я же не этот… как вы там их называете. Почему я должен умереть?
— Потому что сейчас ты — такой как они. Она изменила тебя. Превратила в свое подобие. Говорят, им достаточно прикоснуться, чтобы заживить раны, остановить кровь, вернуть зрение или навсегда избавить от хромоты…
— Ерунда все это. Она не останавливала мне кровь прикосновением, она держала бинт, пока кровь не перестала идти.
— Ну, может, она делает это словами, — дернула плечами Елена Михайловна, — откуда мне знать, как они делают это с живыми людьми. Я, знаешь ли, никогда не разговаривала с живыми эльфами. Но я вижу тебя и понимаю, что сильно недооценивала слухи, которые о них ходят. Надо было верить всему и запоминать даже самые нелепые истории.
— Да что же со мной не так?
— А ты не чувствуешь?
Он покачал головой из стороны в сторону.
— Не чувствую. Какой я был, таким я и остался…
— Ты иначе пахнешь. Ты не злишься. Я тебя несколько раз оскорбила, ты даже не заметил. Ты заботишься обо мне, хотя раньше никогда так не делал.
— И тебе за это все хочется меня убить?
— Пока нет. Но я не знаю, что будет, когда перестройка закончится.
Матвей пожал плечами.
— Поживем — увидим. Ты отцу хотела позвонить — так звони. А то через час он на работу уйдет.
— А ты смотри мне, не засыпай!
— Хорошо, — ответил Матвей и улыбнулся.
— И что ты мне предлагаешь? — разговор тянулся непростительно долго, Елена Михайловна уже начала посматривать в сторону кухни. К сожалению, телефон здесь был старый, из тех, которые не взять в руку и не пойти в другую комнату, нужно было стоять, будто привязанный к аппарату. И это Елену Михайловну раздражало тоже.