Неслышно отодвинув тяжелую штору, Тихон вышел на балкон с пачкой сигарет в кармане. Прямо перед ним – казалось, только руку протяни – и дотронешься! – висело в темно-синем небе желто-коричневое вечернее солнце. Точнее, не висело, а как будто лежало на крыше соседнего дома, как румяный колобок, только что выпрыгнувший из печки.

За стеной в тишине спала Юлька, которую они с тетей Аней недавно хорошенько выкупали и сытно накормили молочной смесью из бутылки. Купаться Юлька любила – лежала в пластмассовой ванночке всегда очень спокойно, с выражением блаженного счастья на лице, не понимая еще, по всей видимости, от чего это ей вдруг стало так чудесно. Даже жалко было ее вынимать! Тихон по тети-Аниному требованию все подливал и подливал в ванночку теплой воды, тщательно следя за температурой – чтоб не больше и не меньше тридцати семи градусов, с этим у тети Ани всегда было строго.

Юлька накупалась, наелась и заснула на большой Тихоновой кровати в новых фланелевых штанах с лямками и новой ярко-розовой кофточке. Разложив в стороны, на лягушачий манер, толстенькие свои ножки и раскинув широко в стороны руки, словно собираясь обнять весь мир. Уморительное зрелище. Тихон любовался на Юльку минут пятнадцать, удивляясь тому, как же здорово и смешно она спит.

Тетя Аня, погремев несколько минут на кухне посудой, засобиралась домой. Тихон вызвал ей такси, проводил и усадил в машину, засыпав заслуженными благодарностями. Потом вернулся, проверил Юльку – и вот стоял теперь на балконе, рассеянно созерцая солнечный диск, который успел уже почти наполовину спрятаться за крышей соседнего дома.

Небо темнело, а Тихон вспоминал прошедший день.

День как день, ничего особенного – суматошное утро на работе, два деловых визита, сто двадцать два деловых звонка, все как обычно, с той лишь разницей, что в промежутках между деловыми звонками он периодически звонил домой, узнать, как там дела у его дочери и ее новой няни – тети Ани.

В обед он в пух и прах по телефону разругался с юристом из агентства по найму домашнего персонала. Так и не смог доказать ему, что их сотрудница организовала похищение его ребенка. Юрист стоял на своем: раз ребенок дома, значит, его никто не крал. Записей телефонных разговоров с похитителями нет? Нет! Сообщение с указанием суммы выкупа – что вообще означают эти цифры? Как они доказывают факт похищения? Никак!

Никак, Тихон и сам понимал прекрасно.

Плюнул на все и скептически пожелал агентству дальнейшего процветания.

Юрист его за пожелания от души поблагодарил, и на этом разговор был закончен.

Можно было, конечно, пойти в милицию, написать заявление, потребовать расследования и сурового наказания.

Но Тихону некогда было этим заниматься. Не было времени. Да и желания особенного не было – перегорели уже чувства, которые он испытал в тот ужасный день. Махать кулаками после драки было не в его правилах. «Увижу – убью, – решил он для себя. – А по судам таскаться – нет уж, извините…»

И еще весь этот сегодняшний день – впрочем, как и весь день вчерашний – он вспоминал, как целовался в прихожей с Аллой Корнеевой.

Он беседовал с коммерческим директором сети мебельных магазинов из Волгограда, а сам думал о том, как это было здорово – целоваться в прихожей с Аллой Корнеевой.

Он обсуждал с представителями поставщиков из Италии объемы реализации за текущие месяцы – а сам размышлял о том, почему ее губы пахнут вишнями и почему они на вкус как вишни.

Он ругался с агентом из рекламного издания, пытаясь доказать ему, что фотографии для буклета сделаны непрофессионально, не в том ракурсе, – а видел перед собой ее испуганные глаза в тот момент, когда, прервав самый первый, самый сладкий, самый вишневый поцелуй, он спросил ее о чем-то не важном…

И так – весь день.

Весь сегодняшний и весь вчерашний.

С той лишь разницей, что вчера было воскресенье и он не разговаривал ни с коммерческим директором, ни с представителем поставщиков из Италии, ни с агентом из рекламного издания, а почти весь день мотался по магазинам в поисках нарядов и новой коляски для Юльки, а потом выгуливал Юльку в этой самой новой коляске возле дома вместе с Анной Федоровной.

Всего каких-то несчастных пятнадцать минут они целовались в прихожей.