Он любил в шутку называть себя непрерывно скитающимся Вечным жидом[2].
Беньямин повернул за угол, с радостью покинув узкий переулок — настолько узкий, что там можно было бы, вытянув руки в стороны, одновременно взяться за ручки дверей домов, стоящих по обеим сторонам. И облегченно вздохнул.
Но почему и отчего испытал облегчение?
Беньямин и сам не мог этого понять. Он знал только, что его тревога не имела никакой логически объяснимой причины. Даже не классическая эмоция, существование которой признал бы любой ученый.
Он пересек Бург, очаровательную мощеную площадь, все ресторанчики которой к этому времени закрылись, и уже видел перед собой Маркт, сохранившуюся с тринадцатого века рыночную площадь, окаймленную старинными домами с высокими остроконечными крышами со ступенчатыми фронтонами, сверкавшими броской раскраской. По причине, которую тоже невозможно было объяснить, то, что он оказался в самом освещенном месте города, радовало его. Только теперь Беньямин осознал, насколько сильным был приступ клаустрофобии, настигший его в запутанных улицах и переулках, по которым даже не могла проехать легковая автомашина.
«Ерунда», — сказал он себе. Никогда в жизни ведь не боялся ни замкнутого пространства, ни высоты — спокойно стоял на краю крыши любого высокого дома.
И оглядываться то и дело было совершенно ни к чему.
И все же было во всем этом что-то зловещее. Неожиданный телефонный разговор, в котором от него потребовали принести компакт-диски с протоколами его последних экспериментов, встреча ночью в незнакомом городе… Если бы звонил кто-то другой, он решил бы, что говорил с сумасшедшим.
Он устроился за столиком на тротуаре перед одним из немногих работавших в этот час бистро. Бесшумно материализовался официант, и Беньямин заказал пиво «брюгсе трипел». Вообще-то он предпочитал кофе, но если хватить сейчас кофеина, то всю ночь не заснуть.
Официант поставил на стол бутылку пива и стакан. Как принято в таких заведениях, он также оставил на маленьком подносе клочок бумаги — счет, который Беньямин мог оплатить в любое время, просто оставив на том же подносе деньги, и уйти. Потом официант поспешно удалился в ярко освещенное помещение. Беньямин же принялся медленно наливать пиво, следя за тем, как над жидкостью образуется белая шапка.
— Если наклонить стакан, пены будет куда меньше.
Мужчина, усевшийся напротив него, говорил по-английски с акцентом. Расположился он так, что его лицо, окруженное ореолом от уличного фонаря, разглядеть было совершенно невозможно.
Беньямин прищурился, но так и не разглядел ничего, кроме расплывчатого темного пятна.
— Я не узнаю ваш голос. Вы ведь не…
Голова качнулась из стороны в сторону.
— Нет. Я провожу вас к нему. То, что он просил, у вас с собой?
Беньямин погладил внутренний карман куртки и взял со стола стакан.
— Конечно. Сейчас, только допью. Не желаете?