Потом они посетили Художественно-исторический музей, где посмотрели поразительное собрание картин мастеров шестнадцатого-семнадцатого веков. Потом на ленч ели блюда австрийской кухни в ресторане «До и Ко» с видом на собор Святого Стефана.
Если судить по аппетиту, Алисия, казалось, забыла о своем заточении в кибуце или, по крайней мере, вполне отошла после него. Впрочем, она призналась, что на ночь оставляет свет в спальне. Лэнг с удовольствием проводил время в ее обществе, но сознавал, что надеяться на то, что она снова пригласит его к себе в спальню, пока не стоит. Он расценил это как недвусмысленный знак того, что именно его она считает виновным в своих мытарствах. Интересно, долго ли еще ждать восстановления прежних отношений…
Щелкнувший за спиной Лэнга язычок замка вернул его к реальности от воспоминаний, которые вот-вот должны были обрести откровенно эротическую направленность.
Инспектор Раух указал Лэнгу на стул, стоявший перед его столом, а сам уселся на свое место. Пару секунд они смотрели друг на друга через бумажное море, и лишь потом австриец коротко кивнул.
— Доброе утро, мистер Рейлли.
— Am Morgen, Herr Inspector, — ответил Лэнг, порывшись в остатках немецкого языка, сохранившихся у него в памяти со времен работы во франкфуртском отделении Управления. — Wie geht’s?[71]
— Очень хорошо, спасибо, — ответил Раух, недоумевая, сколько еще времени будет продолжаться этот двуязычный обмен любезностями. — Надеюсь, вчера вы смогли полюбоваться нашим городом?
Лэнг улыбнулся. Вчера за ним по пятам весь день ходила, не проявляя при этом особого искусства слежки, целая толпа полицейских в штатском. Инспектор, несомненно, опасался, как бы он снова не исчез.
— Спасибо, замечательно. Между прочим, хочу поблагодарить вас за то, что вы разрешили мне быть на свободе, а не ввергли в ваше узилище.
Раух кивнул. Решение оставить Рейлли на свободе в ожидании выводов полиции принимал не он. Указание поступило из Хофбурга, с Миноритенплатц, 3 — аж из аппарата канцлера. Было ясно, что тут приложили руку власти Израиля. Рейлли и Аннулевиц целый день совещались за наглухо закрытыми дверями с Грубером и еще целой толпой народа, представлявшего, как решил Раух, израильскую разведку. Любой, даже не проработав много лет в полиции, как инспектор, мог бы понять, что американцу известно нечто такое, о чем евреи предпочитают не распространяться.
А потом, и это было необычнее всего, Раух получил даже не разрешение, а приказ вернуться в Вену вместе с Рейлли в частном реактивном самолете подозреваемого. С его точки зрения, это выглядело примерно так же, как если бы кто попросил задержанного воришку ехать на своей машине в тюрьму и заодно подвезти туда и полицейского. Кто знает, что может устроить этот Рейлли, когда они останутся наедине высоко над землей?
И снова Раух углядел тут израильское вмешательство в австрийские дела. Ну, и еще стремление венской полиции сэкономить на авиабилетах.
— Вы закончили следствие? — не скрывая надежды в голосе, спросил Лэнг.
Раух устало кивнул. Вообще-то следствие практически закончилось уже на следующий день после перестрелок на Стефанплатц и в церкви Святого Михаила. Осталось провести лишь несколько дополнительных баллистических экспертиз, которые подтвердили, что пули, попавшие в полицейских и убившие доктора Шаффера, были выпущены из оружия этой марки, большого пистолета «дезерт игл» военного образца; но из оружия, которое преступники использовали в Вене, был найден только один экземпляр — у убитого в подвале церкви. И впрямь, у этой еврейской секты — как они себя называли?.. ессеи, вот как, — у этих самых ессеев и впрямь оказался нешуточный арсенал, но это еще мало что доказывало. Нет, за всем этим делом скрывалось что-то более серьезное — настолько серьезное, что два правительства (по-видимому, на самом верху) решили не выносить историю на публику, а, напротив, упрятать как можно дальше.
Как бы там ни было, но все дело вертелось вокруг политики. В таких случаях решение принимал не простой старший инспектор и даже не его непосредственные командиры, а самое высшее начальство из Хофбурга. Убийцы Шаффера, равно как и те, кто тяжело ранил двоих полицейских, останутся «неизвестными», и дело поспешно закроют.
Не сказать, чтобы это был пример хорошей полицейской работы, но, с другой стороны, когда дело касается политики, хорошо поработать, как правило, не дают.
Раух поднялся и протянул руку через стол.
— Мистер Рейлли, вы свободны.
Лэнг тоже поднялся и пожал протянутую руку.
— Благодарю вас, инспектор. — И после короткого рукопожатия повернулся к двери.