— Тварюки поганi, — выдохнул с ненавистью Хохол, понимая, что легко помереть не удастся. — Щоб ви поздихали усi.
Спасительная кровопотеря накрыла его пеленой глубокого обморока. Пулеметчик уже не услышал, а если бы и услышал, то не понял отрывистых слов на итальянском:
— Это он?
— Нет. Кто-то из спутников.
— Жив?
— Пока да. Коллапс, но шансы еще есть.
— Вскрывайте плазму, вытаскивайте его, после разберемся. Сообщите полковнику, что один жив. Пока жив.
Вес патронов в магазине ничтожен по сравнению с восемью килограммами БАР-а. Но Олег мог поклясться, что чувствует потерю этих граммов при каждом выстреле. В магазине осталось десять патронов или около того. А потом — все. Пулемет замолк и это означало, что огневая мощь крошечной ганзы уменьшилась вдвое. Даже больше, учитывая, что пулемет — король огневого боя.
На глаза снова навернулись слезы ярости и горечи — все так хорошо начиналось… теперь вокруг полная безысходность, слепые окна и витрины, забранные бронированными листами, на худой конец решетками. Сплошной коридор смерти, поливаемый свинцовым ливнем.
Олег прикусил губу, выбивая непрошенное рыдание болью. Он еще жив, и они еще живы. А мертвым будет все равно, для покойников горечи нет.
Кто-то вынырнул в промежутке между машинами, и Солдатенков едва его не пристрелил, но в последний момент узнал Родригес.
— Кот? — только и спросил он.
Девушка качнула головой, и это стало единственной эпитафией пулеметчику. Сейчас нужно было думать о живых. Перекресток и спасительный угол оказались совсем близко.
— Их больше, — кинул Солдатенков. — Другая группа прошла параллельной дорогой, от моря.
Родригес лишь молча кивнула, приняв новую диспозицию.
Олег выглянул из-за машины. Не целясь, вскинул БАР над капотом и вслепую отстрелял остаток патронов. Выпустил из рук уже бесполезную винтовку, которая прослужила недолго — от силы минут десять — однако надежно и верно.
— Давай пушку и на рывок.
Родригес поняла. Пистолет-пулемет перешел к фюреру, сама же блондинка подхватила за рукав монаха. Разлетелся на куски уличный автомат продажи газет, что стоял на тротуаре, совсем рядом. Плотные белые стопки с четким шрифтом посыпались, словно маленькие тючки с наркотой, привычные ганзе. Кто-то зачем-то выдал длинную очередь совсем в сторону от беглецов, расстреливая витрину. Калибр был крупный, раскололо даже закаленное стекло, броня за ним искрила рикошетами. Наверху лопнул фонарь, снова разлетелись осколки. Крошки стекла вокруг ловили отблески вечернего солнца, играя всеми цветами.
На мгновение Олегу показалось, что враги сцепились между собой — слишком много бессмысленной стрельбы по сторонам, и как будто по ганзе стали палить меньше. Но мысль сразу отлетела, как бесполезная и ненужная.
— Отче, сейчас побежим, — сказала Родригес. — Быстро побежим.