Если подслушаешь молитву грешника, то и здесь найдешь двоякость. Она свидетельствует, что собственная сила его немощна, а сила воли ближнего – тверда и гораздо крепче, нежели его. Забывает собственные свои вины и приносит жалобу на провинившегося перед ним. Что же хочет допустить человек из того и другого? Допускает ли он немощь? Тогда молит и за ближнего своего. Допускает ли он силу? Тогда прогневляет Судию. Что человек допускает, то и будет причиной общности между ним и виновным перед ним. И немощь у них общая, и сила избирать общая.
Пусть идет прямым путем и оставит пути кривые, чтобы прийти ему к правоте. Если просит кто-то у Бога оставления грехов своих, то о том же пусть просит и за ближнего своего. Если призывает Бога отмстителем, то Бог – и его Судия.
Самого себя дает человек в залог за то, чего желает себе. Если желает, чтобы Бог милосерд был к нему самому, то не должен быть жесток к своему ближнему. На среду предложены различные доли для выбора.
Если кто взывает к Дарующему оставление, то тем освобождает от вины и того, кто перед ним виновен. А если взывает к Отмстителю, то лишился уже Дарующего оставление. Ближний его во всех отношениях однороден с ним.
Где милость, – там должники человека, и где правда, – там грехи его. Если хочет умолять о своих грехах, то пусть приносит вместе молитву за должников своих. Если приступает к милости, то разрешает должников своих, а если приступает к правде, то приводит на память грехи свои (2).
Свободная воля подобна руке, которая может простереться ко всякому плоду. И как по собственному выбору могла прежде сорвать и взять себе плод смерти, так может сорвать и плод жизни (3).
Если по природе мы худы, то виновен Творец, а если свободная воля наша зла, то вся вина в нас.
Если нет у нас свободной воли, то за что волю нашу подвергать ответственности? Если воля наша не свободна, то несправедливо судит ее Бог, а если она свободна, то по праву с нее взыскивает.
Требование отчета тесно соединено со свободой. Закон состоит в связи с тем и другим, ибо ответственности подвергается свободная воля, если она переступила пределы, указанные Судией.
Творцу, Который истинен, какая польза обманывать нас? Если Он не дал нам свободы, то не дал и никакого закона.
Если справедливо, что слышим о свободе, то можно и нам, и нас спросить: «Точно ли Творец наш дал нам свободу или нет? Если не дал свободы, то прилично войти нам в исследование, почему же не дал ее? И если нет у нас свободной воли, то каким образом попустил Он нам говорить об этом?»
Вопросы и разыскания рождаются от свободной воли. Вопрос и разыскание – сестры и вместе дщери свободной воли.
Наперед уже можно принять за верное, что вопрос о воле ставится свободной волей. Нет даже и права спрашивать: «Точно ли есть свободная воля или нет ее?»
Как скоро рождается в тебе вопрос о свободе, то спрашивается, кто предлагает в тебе этот вопрос? Твоя ли воля или другая сила? От другого ли кого исходит вопрос или возникает по твоей воле – ты должен знать это, потому что происходит это внутри тебя. Если же не знаешь ты ни того, ни другого, то не знаешь и того, что существуешь!
Лишенный всякого знания, ты говоришь странности, будто бы входит в нас орудие кого-то другого и этот другой посредством этого орудия предлагает вопрос. Один или многие спрашивают – это все равно. Заключение, которое делаем, только одно; заключение, произнесенное о тебе, простирается и на всех.
Если кто-то сомневается в свободной воле и спрашивает, точно ли она есть, то тем самым оспаривает он сам себя. Из самого вопроса видим, что по природе своей он сам себе господин. То и другое, о чем идет спор, заключено внутри него. Там сокрыто решение.
Если в твоей возможности спрашивать, то значит, что спрашиваешь не по необходимости. Если бы лишен ты был способности задать вопрос, то был бы лишен и свободы. Природа, скованная необходимостью, спрашивать не может. Вопрос – дело существа свободного. Только не связанная необходимостью природа может спрашивать, ибо ее воля свободна.
То и другое в ясности покажут тебе два подобия, и посредством легкого уразумеешь трудное.
Немой спрашивать не может, потому что язык его скован. Кто имеет дар слова, тот может спрашивать, потому что язык его не связан. В немом, у которого язык скован, познай, что такое природа, связанная необходимостью. В имеющем дар слова, уста которого не связаны, познай, что такое свобода.
Как речь в устах ничем не связана, так не имеет на себе уз и свободная воля; каков окованный язык немого, такова и природа, связанная необходимостью. У первого нет речи в устах, у последней нет свободной воли. Так из сказанного тебе мною познай свое достоинство, ощути свободу в существе своем.