И некто из пророков сказал:
Покаяние не имеет нужды в шуме и пышности, но нужна ему исповедь. Будь умерен в том и другом, не слишком обилен, а также и не краток, потому что то и другое обращается в вину приступающему к молитве (2).
Начало покаянию полагается на словах, потому что словесное исповедание есть предначатие покаяния. Потому и мытарю дается предначатие спасения; не совершенно освободил его Господь от долга, потому что несовершенное еще принес он покаяние. Познай из этого Божию во всем точность и уразумей пользу покаяния; каково дело, такая дается награда. Словесно исповедался – и допущен к преспеянию в деятельном покаянии. Что говорит мытарь? Господи!
Когда согрешишь, не жди обвинения от другого, но прежде нежели обличен и оговорен, сам себя обвини в сделанном; приступи к исповеди и не стыдись. Когда делал постыдное для себя, ты не стыдился; ужели же устыдишься теперь слов, оправдывающих тебя? Говори здесь, чтобы и против воли не сказать там. Исповедь во грехах служит к уничтожению прегрешений. Бог хочет услышать от нас грехи наши не потому, что не знает их; напротив, Ему угодно, чтобы мы через исповедь пришли в сознание своих грехопадений. Не чего-либо тяжелого и трудного требует от нас Бог, но сокрушения сердца, умиления помыслов, признания в грехопадении, неутомимого и усильного припадания к Богу, наконец, чтобы после исповеди просили мы себе прощения, в чем согрешили, и тщательно остерегались этого в последующее время. Итак, во сколько крат лучше плакать и сетовать здесь в продолжение этой краткой и временной жизни, нежели, предаваясь здесь смеху, идти туда на мучения, продолжающиеся в век века? Но ты стыдишься и краснеешь, когда нужно сказать грехи свои? Лучше стыдись грешить, нежели исповедоваться. Размысли: если не будет принесена исповедь здесь, то все будет исповедано там перед целой вселенной. Где больше мучения? Где больше посрамления? На дела мы отважны и бесстыдны, а когда должно исповедаться, тогда стыдимся и медлим. Если будете исповедовать грехи свои, нет в этом стыда: напротив, в этом правда и добродетель. А если бы не было в этом правды и добродетели, то исповедь не имела бы себе награды (2).
Кто открывает объявляемое кем-либо другому, тот подвергается ответственности во зле, как предвосхитивший Божие в будущем времени определение, ибо тогда Бог определяет объявить грехи каждого. Кто исповеданный ему грех не сохранил в себе и не скрыл, но отдал на позор другому, тот не достоин Божественных Таинств (2).
ИСТИНА
Блажен тот, кто жизнь свою согласовал с истиной, а не уловляется всякой ложью. Блажен и троекратно блажен тот, кто стал делателем истины, потому что
Не лжив Господь. Да не будет сего! Ибо Он есть истина. И если вполне знаешь, что Он есть истина и что слова Его нелживы, то почему же остаешься в нерадении, несчастный? Чего ждешь? Что у тебя в мыслях? Кто будет отвечать за тебя? Разве не знаешь, что всякий сам за себя даст ответ Богу (1)?
Блажен, кто всегда любит истину и не дал уст своих лжи в орудие нечестия, боясь заповеди о праздном слове (1).
Когда бесы говорили истину, Спаситель не дозволял им говорить. Ибо Истинному благоугодно было, чтобы не через них уверовали в Него, но чтобы истинная проповедь проповедана была истинными проповедниками. Для чего апостолы не могли слышать, когда хвалил их бес? Для того, чтобы горькая речь не западала в чистый слух. А если похвал диавольских, как величайшего вреда, избегали святые, кто возлюбит злоречие? Принимающий на себя всякие виды имеет обычай терпеливо слушающих его даже истиной вводить в обольщение. Поэтому-то Спаситель не принимал от бесов речи, в которой была и правда. Одной влагой напояются и добрые, и худые травы. Дождь, который сам по себе, может быть, и полезен, содействует зловредности трав. Змея, поедая сладкое, тотчас превращает это в горечь. А если перельет яд в кого-нибудь, то горе принявшему его в себя. Так ложь и из истины извлекает самый смертоносный яд, потому-то и в сладких словах ее скрывается несносная горечь (1).
Кто, оставив истину, прибегает к призраку ее, того это самое убежище предает смерти (4).
Господь сделался защитником истины и пришел и молчал перед Пилатом, потому что Истина подвергалась насилию. Как другие путем защиты получают победу, так Господь посредством молчания Своего вышел победителем, потому что данью, которой заслуживало Его Божественное молчание, была победа истинного учения. Предлагая учение – говорил, на суде – молчал. Не молчал о том, чем возвеличивал нас, и не боролся против тех, которые оскорбляли. Слова клеветников Его покупались, как венец на главу Его. Молчал, дабы при Его молчании они сильнее кричали, и от всех этих криков венец Его становился более украшенным. Ведь если бы заговорил, то Своей истиной заставил бы умолкнуть то сборище, которое трудилось над изготовлением Ему венца. Осудили Его, ибо Он говорил истину, но Он не был осужден, потому что осуждение стало победой Его. Итак, ничто не вынуждало Его отвечать им посредством убеждения их (в правоте Своей). Он Сам хотел умереть, и ответы были бы препятствием к смерти Его. Молчал, ибо если бы заговорил, то лживость (их) не могла бы устоять перед истиной Его (4).
ИСЦЕЛЕНИЕ ОТ СТРАСТЕЙ (ГРЕХОВ)
В самой крайней степени страсти всего лучше совершенное и строгое воздержание. А под крайней степенью страсти разумеется не сам грех, но греховное движение, расположение ко греху и усилие и как бы желание сделать грех. Итак, когда желание, по-видимому, совершенно берет верх, тогда спасительно строгое и во всем точное воздержание. Когда страсть высится, тогда да будет усилен божественный голод, но да соразмеряется он с силами объемлемого страстью, потому что такую страсть исцелит только продолжительный труд. С усилением греха да увеличивается божественный голод, то есть пост; впрочем, да наблюдается в нем соразмерность с крепостью согрешившего, потому что сильнейшие грехи требуют для исцеления более долговременных трудов (2).
Если ты, грешник, и в один день согрешаешь
Совершенному слово мое, братия, покажется неуместным и чрезмерно снисходительным, но радует беседа моя бедного грешника и исполняет его упованием…
Господь щедр, и дает всякому просящему. У тебя лукавое око, но не лукаво око у Господа. Разве не полный Он властелин над Своим богатством и над Своими сокровищами, чтобы давать их всякому неимущему и удовлетворять нужды его.
Если не отказывает Он в даре ни одному просящему, то проси и ты, грешник. Он, как Премилосердый, даст и тебе. Как часто ни стал бы просить ты у Него, всякий раз дает Он без отказа. Принеси от души покаяние и несколько слез капни на уязвляющий тебя грех, и пагубная язва совершенно будет заживлена на членах твоих. Пролей, грешник, токи слез о подавляющем тебя грехе и, рыдая, как мертвеца, предай его погребению, и грех бежит от тебя.
Если не молишься, грешник, и не сильно домогаешься исцеления своего, то и Врач не приступит, чтобы насильно уврачевать твои язвы и возвратить тебе здоровье. Если один обычай влечет тебя ко Врачу, то не получишь здоровья. Слезами только и сокрушением врачуется болезнь твоя. Обрати взор и посмотри на блудницу: горько стала она плакать о болезненном состоянии своем, многогнойный греховный струп ее отек и начал мучить ее, и за сетование свое, за слезы очей своих снова получила она здоровье. Одни слезы принесла она в дар Врачу, исцелившему ее немощь, – и Он даровал ей здоровье прощением ее грехов, тем, что отъял ее неправды и беззакония. Плач свой – вот тот великий дар, какой принесла она благому Врачу.
Пришла она ко Врачу и умоляла Его исцелить все струпы ее. И ее, недуговавшую грехами и сквернами, высоко превознес и похвалил Он ради слез, истекших из очей ее, простил и оставил ей все долги. Поскольку слезы, лившиеся из очей ее, доказывали сокрушение и любовь, то Милосердый, как заметил их, сострадательно воззрел на грехи.