Будто все мои нервы превратились в колючую проволоку, и кто-то чертовски сильный дернул её вниз.
Не сдержавшись, я захрипел от боли и повалился вперед — то ли на песок, то ли на подставленный клинок.
Я ещё трижды приходил в себя на коленях у Рив и трижды проигрывал бой, который всегда заканчивался одинаково — стоило мне пропустить удар, как тело взрывалось болью.
Причем эта боль была какая-то странная.
Словно… словно разлитая по телу сила неожиданно кристаллизовалась и разрывает теперь меня на части.
Где-то краешком сознания я понимал, что эта плата за жизнь Дубровского, но подтвердить свои догадки пока не мог.
Радовало одно — в последней схватке, я продержался на секунду дольше и, уже видя летящий мне в живот клинок, дотянулся своим мечом до туники Рив.
Влажный вздох вошедшего под ребра меча и треск разрываемой ткани слились в один звук.
И пусть кончик моего меча располосовал лишь один сантиметр её туники, а в животе вспыхнула ослепительная боль, я улыбался.
Улыбался, глядя на удивление, мелькнувшее на лице Рив.
Кажется, я только что нашёл себе миницель.
Понятно, что Рив с какой-то целью учит меня сражаться на арене, идя постепенно от одного вида оружия к другому, но, думаю, она будет отлично смотреться и без туники!
Если, конечно, не прибьет меня до того, как я, хе-хе, исполню свой план.
Последнее, что я заметил перед тем, как проснуться, была злость, мелькнувшая в прищуренных глаза Рив.
— Михаил пришел в себя! — донесся далекий, будто сквозь вату, голос Пожарского. — Валерон, влей в него желтую склянку!
Моих губ коснулось стекло пробирки, я почувствовал привкус чего-то сладенького, а следом по пищеводу прокатился вал огня.
— Ух ё! — не выдержав, я резко сел и тут же схватился за какой-то поручень, пережидая приступ головокружения.
— Отпусти! — прошипел кто-то голосом Воронцова. — Отпусти руку, говорю! Сломаешь!
— Прости, — хрипло ответил я, разжимая свою ладонь. Оказалось, что это был никакой не поручень, а предплечье Валерона. — Где я? Что с…
— Всё нормально, — успокоил меня Воронцов, потирая свою руку. — Застава наша.