Забубенному, как чародею-механику, отвели целую горницу в просторном доме. В соседней должен был разместиться Путята. Его с дружиной ждали в Перемышле к утру. Пригласили отужинать.

Перекусив наваристой похлебкой со свежим хлебом, Григорий отцепил меч, разделся и лег отдохнуть. Но сон почему-то не шел. То ли оттого, что прискакавший с окраиинной заставы гонец сообщил, что заметили пограничники отряд ляхов двигавшийся к Перемышлю. То ли перевозбудился механик от долгой скачки. Целый день в седле провел, шутка ли. В общем, навалились на чародея разные мысли, не давая ему заснуть. Была у него такая привычка – лежать по ночам с открытыми глазами и думать, глядя в потолок.

Закинув руки за голову, Забубенный рассматривал в темноте низкий бревенчатый свод. Европейским ремонтом в горнице не пахло. В окнах, конечно, не стеклопакеты сверкают. Ну, хоть слюда, а не бычий пузырь, жить можно. По местным меркам, хоромы. Желудок приятно согрела похлебка, и мысли механика постепенно сами собой унеслись в недавнее прошлое.

Уже больше года прошло, как чудесным образом из леса, где грибы собирал, перенесся в это древнее время питерский механик автосервиса Григорий Забубенный. И сложилось так, что приняли его тут за чародея. А все потому, что он случайно захватил с собой электрический фонарик и по неосторожности пару раз включил его в темное время, наведя страшный перполох среди черниговских ратников. Не испугались тогда только Путята да Куря, предводители отряда. Может оттого, и подружились они потом.

Не без труда, конечно, но прижился он здесь. И, как чародей, что помог чудесным образом избежать нашествия монголов на Русь, Забубенный в киевском войске пользовался теперь уважением и мог чаще других видеться с князем. Даже принимал участие в советах на правах местного Нострадамуса. Хотя и не всегда князь поступал согласно его предсказаниям, но мнение выслушивал, уж больно впечатления от разгрома на Калке были еще сильны у Владимира Рюриковича, который еще недавно был князем Смоленским.

А ведь говорил тогда Забубенный, предупреждал, не надо с монголами драться, они мимо идут, никого не трогают. Но не поверил ему князь Черниговский и послал странного человека, что огонь из руки выпускать умел, на разведку вместе со своим воеводой. Ну, что в том походе приключилось, Забубенный теперь и вспоминать особо не хотел, – столько страхов натерпелся, от своих отбился, в плен к монголам угодил, даже в орде с ними побывал на дне рожденья Чингисхана. Но, слава богу, живым обратно вернулся, да еще и в самый разгар битвы умудрился случайно жизнь спасти Субурхану. И главный монгол, котрому все тумены подчинялись в том походе против половцев, не забыл доброго дела. Разгромили в том бою монголы храбрых, но неразумных князей русских, а дальше на Русь не пошли. Оценил Субурхан силу русских богатырей и предолжил им вместе идти на запад, другие народы покорять. А сам с туменами ушел за Дунай, только его и видели.

Изменилось за прошедьший с той поры год немало. Много народу полегло в битве на Калке, князья старые почти все. А потому и в Киеве, и у Чернигова, теперь новые князья. В Киеве Владимир Рюрикович сидел, а в Чернигове теперь княжил Михаил Всеволодович. И все бы ничего, но, как известно, новая метла метет по-новому. И скоро пришлось воеводе черниговскому с другом Курей, а с ними и Забубенному, искать себе работенку. Не сложились у них отношения с новым губернатором Чернигова. А тут и в Киеве власть сменилась. Но, нет худа без добра – народу на Калке полегло множество, а потому и свободных вакансий у киевского престола было достаточно. Дело быстро нашлось. И таким профессиональным рейнджерам, как Путята с Курей, и магу-одиночке, мечтавшему об открытии своей механической мастерской.

Нет, не спалось Забубенному, несмотря на утомительный день. Промучившись в полузабытьи часа три, он встал. «Пойду, поброжу, – решил Григорий, – авось расслаблюсь, сон нагуляю». Механик сунул ноги в сапоги, закутался в походный плащ и решил пройтись по лагерю, благо бодрствующих было в нем множество. Местный князь, Дмитрий, заставлял людей работать на строительстве укреплений и по ночам, если было нужно. А на беспокойной границе с ляхами это было нужно. Особенно сейчас.

На выходе из дома, где расположились на постой киевские воины, Григория встретил местный молодец из галицких ратников, в кольчуге и с мечом. Смерив Забубенного цепким взглядом, – кто это тут в крепости по ночам шатается без дела, – признал его и молча кивнул, пропуская. Но Григорий ни на секунду не усомнился – если что, далеко ему не убежать.

Сделав всего десять шагов, Забубенный оказался на центральной площади, куда выходили двери всех военных строений. В боевом отношении это было разумно, чуть что – схватил оружие и ты уже на крепостной стене.

Размышляя, чем бы занять свой нежелающий засыпать мозг, Григорий остановился, еще раз обвел взглядом главную площадь и ворота с двумя башнями по краям. Вдоль массивных ворот прохаживались часовые, почти сливаясь с окружающей темнотой. Такие же едва различимые тени скользили по крепостным стенам. Только наконечники копий тускло поблескивали, выдавая их расположение, когда часовые попадали в отсветы горевшего внизу костра.

Вокруг костра сейчас сгрудился десяток ратников, сменившихся, но не желавших идти спать. Посреди ночной тишины вдруг раздался всеобщий хохот, это какой-то балагур рассказывал байки, потчуя всех медовухой. Услышав голос, Забубенный улыбнулся – рассказчиком был Куря. Тому, видно, тоже не спалось. Не задумываясь, механик-чародей направился к костру, и, вступив в круг свет, сказал:

– Привет честному люду!

– И ты будь здрав, – хором ответили ратники, вдоволь насмеявшись над шутками веселого помощника воеводы из Киева. А сам он, увидев Забубенного, слоняющегося по лагерю, словно неприкаянное привидение, кивнул на лавку рядом с собой и сказал:

– Садись, брат-купец, отведай медовухи.

Галицкие ратники переглянулись.