Чьи-то тяжелые шаги прозвучали совсем близко, скорбный стон оледенил душу шута: может, это бродил сам барон, похороненный в чистом поле без креста и без отпевания?
«Господи, будь милостив к рабу своему и прими его в царствие небесное…»
Сверху раздался тонкий свист, и все вздохи и шаги в темноте мгновенно смолкли.
Вскочив, шут увидел, что по осадной лестнице, брошенной у стены донжона беспечным Робертом Львом, медленно спускается привидение в развевающемся белом плаще.
То было жуткое зрелище! Но шут почему-то не задрожал и не обратился в бегство.
— Осторожней! — крикнул он вполголоса, когда призрак наступил на край плаща и чуть не свалился с лестницы.
Привидение стало спускаться вдвое быстрее, и вскоре шут протянул руку, чтобы помочь ему спрыгнуть во двор… Но вместо благодарности призрак накинулся на шута сдавленным от негодования голосом:
— Что ты орешь? Ну чего ты разорался? Думаешь, она когда-нибудь спит? «Осторожней», «осторожней»! Как будто я без тебя…
Привидение было очень сердито! Но вдруг в одном из черных окон мелькнул огонек — и оно сразу перестало ругаться и, тихо охнув, вцепилось в руку шута.
— Она не спит, бежим скорее, Юджин! — шепотом вскрикнул белый призрак и так быстро бросился к пролому стены, что шут едва успел подхватить свой узелок.
Поле кончилось, они нырнули в беспросветный черный лес, еще более жуткий, чем поле, и побежали по едва приметной тропинке. По плечам их хлестали колючие ветки, и потревоженная лесная нечисть гулко ухала с верхушек деревьев.
— Кто это, кто это, кто это? — прокричал издалека Хранитель Засечной Черты.
— Это мы! — на ходу пискнуло привидение.
— Кто-о это-о-о? — протяжно провыл альк и захлопал крыльями, проносясь над лесом.
— Это мы, это мы! — снова откликнулся белый призрак.
Шуту даже нечем было перекреститься: за одну руку его крепко держало привидение, в другой он сжимал узелок.
— Кристина, куда мы? — выдохнул он, едва крики алька замолкли вдали.
— К Волшебному Дубу! — отвечало привидение по имени Кристина.
— Куда-а?!
— Ай, ай, ай, ай! — истошно заголосил в глубине леса дикий торни, а с другой стороны тропинки еще громче отозвался второй: