— Война? — задал он вопрос.
— Пока нет, — ответил я. — Всего лишь принуждение к равноправному ведению торговли, но могут сильно обидеться и совершить необдуманные поступки. Ты ведь хочешь торговать с мелуххцами напрямую, без наглых посредников?
— Конечно! — искренне воскликнул купец.
— Значит, пакуй товары и греби в Лагаш, — приказал я. — Надеюсь, к следующему твоему приходу сюда ситуация изменится в лучшую сторону.
53
В Персидском заливе даже при очень сильном ветре высоких волн не бывает. Зато они очень короткие, из-за чего при плавании на небольшой лодке кажется, что передвигаешься по стиральной доске. К счастью, мое судно большое по меркам Персидского залива, волны не делают жизнь экипажа утомительной, но сразу выявили, у кого приверженность к морской болезни.
Мы с помощью штормового стакселя держимся против ветра, перемещаясь вперед от силы пару кабельтовых в час, неподалеку от восточного берега острова Дильмун. Обогнув Катарский полуостров, купеческие суда выходят прямо на нас. Дрейфующее судно с большим экипажем наводит их на грустные мысли. Чтобы не наделали ошибок, я посылаю к ним лодку с их коллегой Арадму, который немного говорит на нескольких языках. Он рассказывал купцам, кто я такой и что планы у них изменились. Зайти в порт Дильмун не получится, если не хотят погибнуть, но могут следовать в любой другой, а если пойдут в Лагаш, то будут торговать беспошлинно. В общем, ты туда не ходи, сюда ходи. Я не хочу пока обострять отношения с другими странами, хотя и наслышан, что достойного соперника в этом регионе у меня нет. Купцы тоже не хотят проверять, насколько я силен, проходят мимо Дильмуна. Мы провожаем их до северной оконечности острова, после чего они идут к материку и дальше вдоль западного берегаПерсидского залива. В Лагаш заглянул только один караван из Мелуххи. Остальные отправились в Ур или Шушан. Наварят, наверное, меньше, чем в Дильмуне, зато без риска. Хотя, кто знает?! Надеюсь, Лагаш оправдает их ожидания.
То ли кто-то из купцов обманул меня, вернулся в Дильмун, о чем обязательно пожалеет, то ли рыбаки, которые постоянно вертелись неподалеку от нас, понаблюдали и сделали правильные выводы, но вскоре в Дильмуне догадались, почему к ним не заходят иноземные купеческие караваны, подрывая тем самым экономику страны. Для решения этой проблемы к нам отправили дюжину парусно-гребных беспалубных судов, в каждом из которых по тридцать-сорок человек, включая гребцов. Они идут к нам на веслах почти против ветра, рассекая форштевнями волны и разбрасывая брызги.
На «Лидде» все на постах по боевому расписанию: кто-то стоит у мачт, чтобы поднять главные паруса; кто-то сидит на веслах, втянутых внутрь судна, ожидая команду опустить их на воду и грести; кто-то рядом с грузовыми стрелами, на которые вооружены «дельфины»; кто-то у «ворона»; кто-то разминается, натягивая и отпуская тетиву лука. Они еще не знают военный потенциал моего судна, поэтому большое количество врагов наводит членов экипажа на грустные мысли. Время от времени поглядывают на меня, спокойного и расслабленного, чтобы подзарядиться уверенностью в победе.
Первая пара вражеских судов приближается к нам. Одно мостится к левому борту, другое — к правому. Шкипера на них толковые, подходят грамотно, вовремя дают команду убрать весла с того борта, которым поджимаются к нам. Мы намного выше. Даже встав на планширь своего судна, вражеские воины не смогут дотянуться до нашего. Мне становится интересно, как они будут забираться к нам, не имея «кошек»? Сидящие на банках воины прикрывают щитами себя и гребцов, хотя никто по ним не стреляет. Это почему-то не настораживает дильмунцев.
Услышав, как об оба борта ударились подошедшие суда, и увидев багры, которыми зацепились за наши планшири, я приказал:
— Оба «дельфина» за борт!
Работать с «дельфинами» мой экипаж умеет. Я потренировал их, угробив четыре речные плоскодонки. Потопив каждую, матросы радовались, как дети. Но одно дело учения, а совсем другое сражение.
Грузовые стрелы вываливаются за борт. Тяжелые каплевидные камни, висящие на них, слабо, будто лениво, покачиваются.
— Над целью! — докладывают наводчики.
— Отпускай! — даю я команду.
«Дельфины» падают не с тем грохотом, с каким проламывали пустые плоскодонки. Здесь им попались прокладки из человеческих тел, точнее, частей тел, скорее всего, ног. Что не помешало выполнить задачу. Я слышу треск дерева и вопли боли и испуга. Каплевидные камни быстро поднимаются вверх, к нокам грузовых стрел, где зависают мокрые, слегка покачиваясь и роняя капли. Лучники выскакивают из укрытий и начинают поражать врагов, мечущихся по судну с продырявленным днищем.
— Поднят фок! — приказываю я, подхожу к правому борту своего судна, гляжу, как, постепенно отставая и стремительно набирая воду, тонет вражеское, как члены его экипажа, многие из которых наверняка не умеют плавать, скидывают с себя доспехи и выбрасывают оружие, не обращая внимания на стрелы, которые быстро выкашивают их.
Может быть, гибель от стрелы кажется им предпочтительнее, чем утонуть или быть сожранным акулами. Зубастых бестий пока что мало, но кровь уже попала в море, так что примчатся сюда быстро. Читал в бытность курсантом, что акулы чувствуют кровь в море по одним сведениям за два-три кабельтова, по другим — за восемь миль. В Персидском заливе акул столько, что хватит и первой цифры, чтобы на каждого, бултыхающегося сейчас в воде, приходилось по несколько штук.
После поднятия паруса на фок-мачте «Лидда» отдаляется от тонущих судов, но не настолько быстро, чтобы ее не догнали другие. Вторая пара мостится к нашим бортам. Действуют так же, как и предыдущие. Наверное, уверены, что им-то уж точно повезет захватить нас. Видимо, им пообещали офигенные наградные — и чуваки офигели. «Дельфины» проламывают днища и у этих двух судов, причем у подошедшего к правому борту только со второй попытки. Оставив их тонуть, проходим вперед неспешно, ожидая следующих.