Пришлось развернуться. Из арки во двор вышло четверо. Тот самый толстяк, похожий на свинью. И трое широкоплечих парней, представляющих собой, видимо, охрану этого господина.

— У тебя есть вещь, которая должна принадлежать мне, — растягивая слова, продолжил толстяк. — Отдай ее мне — и мы разойдемся мирно.

Троица охранников медленно двинулась в мою сторону.

Но отдавать колоду я не желал. Выигрыш был честным. Но не это главное, а то, что больно приглянулись мне эти чудные карты. Поэтому вместо ответа я попятился назад, прикидывая шансы победы над этими джентльменами. И шансов было откровенно мало.

— А ну, быстро отдай то, что принадлежит боссу, и мы не будем тебя бить, — пробасил один из охранников.

— Эй, пацан! Ты что, оглох? — с подозрением спросил другой.

Я счел этот вопрос провокационным, поэтому отвечать на него не стал. Ноги сами понесли меня прочь. А за спиной затопали ботинки, что прибавило мне прыти. Я несся вперед, как спринтер. И клянусь всеми богами, кабы этот забег сейчас увидел тренер нашей Олимпийской сборной по легкой атлетике, он бы без раздумий взял меня в команду. Хотя толку от этого было мало. Сомневаюсь, что я прошел бы допинг-контроль и был допущен до игр, что не отменяет рекорда.

— А ну стой! — кричали мне в спину, и останавливаться я, само собой, не собирался. Бегом бросился к арке, которая вела на улицу Восстания.

— Да стой ты! Стоять, иначе хуже будет! — неслось мне вдогонку.

Ага, сейчас взял и послушался. Человек, кричавший за моей спиной, явно пытался меня обмануть. Так как хуже будет, и только мне самому, если я поверю его лживым словам и остановлюсь.

Мои преследователи дадут волю агрессии и попросту забьют меня ботинками. С большой степенью вероятности, после этого я не выживу. Не оттого, что хлипкий, а потому что ног, пинающих меня, будет много. И их обладатели не становятся добрее с каждым освоенным метром.

Я нырнул в арку дома и растворился во тьме. Пахнуло запахом плесени и ржавого металла. Под подошвой ботинка хлюпнула вода, но промокшие ноги и легкая простуда будут меньшим злом. Куда большую опасность представляют злые люди, которые пытаются меня догнать.

Я пробежал через двор-колодец, вспугнув зазевавшегося кота, завернул в переход, выведший в узкий проулок, и бросился вперед. Если память меня не подводит, эта дорога выведет меня к площади Восстания.

Сердце бешено колотилось в груди, а легкие горели огнем. Ноги подкашивались, и в ушах мерзко звенело. Никогда не любил бегать. Давно бы бросил это занятие, если бы не страх, который гнал меня вперед.

Позади раздавался гулкий топот чужих ног. Смекнув, что останавливаться я не собираюсь, мои преследователи сменили тактику, и уговоры сменились на мат и угрозы.

— Мы тебя поймаем и конец тебе, понял? Тебе конец!

Конечно. Только сперва поймайте.

Голос одного из моих поимщиков то и дело срывался на хрип. И в его тоне не было ни капли просьбы. Скорее лютая злоба на то, что я заставил бегать человека по ночному городу.

Хуево думать, будто беготня по ночным дворам — занятие простое да крайне увлекательное. Очень невесело бежать через город, когда за твоей спиной кричат: «Куда пропал этот пидор?» Вопросы эти скорее риторические. Потому что немногочисленные свидетели, мучающиеся бессонницей и решившие среди ночи выбраться на вечернюю прогулку на стылом, холодном воздухе, видят толпу очень злых людей, которые гонятся за щуплым пареньком, и мигом исчезают в парадных. Стать свидетелем прескверной истории, в которой кого-нибудь обязательно убьют, никто не желал. Это потом на допросы ходить надо, в суде показания давать. А выступать перед аудиторией присяжных, судьи, прокурора и адвокатов — дело неблагодарное. Денег за это не дают, а вот угрозы до момента вынесения приговора будут поступать регулярно. И очень даже возможно, что кто-нибудь перейдет от угроз к прямому действию. В общем, на хуй нужны такие преступления. Меньше видишь — крепче спишь.

Если бы я знал, что вечер закончится именно так, то нипочем не попался бы на уговоры своего приятеля прогуляться по центру города. Сидел бы дома, посмотрел бы какой-нибудь фильм…