— На английский, французский да немецкий согласен. А турецкий не буду! Какие же из них враги, коли их только ленивый не бьет?
Миша заерзал, полностью соглашаясь со старшим братом, и попросил:
— Кази каску!
— Сказку рассказать? Какую же?
— Стласную.
Появившийся Бенкендорф деликатно предложил:
— Принести няньку обратно, государь?
— Не нужно, сам расскажу.
У поручика удивленно взлетели брови — видимо, репутация сумасшедшего царя получила новое подтверждение и еще более упрочилась.
— Сказку, говорите? Хорошо, будет вам сказка страшная-престрашная. Про колобка.
Я обнял детей, стараясь не прижимать к груди, чтобы не поцарапались о брильянты орденов, прокашлялся и начал:
— Было это, дети, во времена столь незапамятные, что немногие старики и упомнят. И жил тогда то ли в Херсонской губернии, то ли в Полтавской отставной портупей-юнкер Назгулко. Надобно добавить, что, несмотря на военный чин, не служил тот почтеннейший муж ни одного дня и ни одной ночи, будучи записанным в полк во младенчестве. По указу же о вольностях вовсе перестал думать о славе русского оружия, занявшись хитроумной механикой в собственном поместье. И был у того господина Назгулко кучер…
— Злой, — уточнил Николай.
— Почему?
— Кучеры все злые, они лошадок бьют.
— Хорошо, пусть будет злой.
— Это не хорошо, а плохо.
— Мы его потом накажем.
— Тогда ладно, — согласился мальчуган. — А дальше-то что?
— А вот слушайте… И захотел тот кучер как-то пирогов с вишнею. Захотеть-то захотел, но откуда вишням зимой взяться? Делать нечего, приказал своей бабке колобок испечь, а не то в угол на горох поставит да розгами попотчует. Бабке деваться некуда, тесто замесила, колобка испекла и на открытое окошко студиться положила.