— Того и другого.
За стол уже не хочу, потянет в сон, а спать пока некогда. Неторопливо прохаживаюсь по столовой, заложив руки за спину, и стараюсь не оскользнуться на натертом до сияния паркете. Объяснить ей?
— Знаешь… просто боюсь.
— Чего?
— Английских ушей в окружении Александра. Нет, конечно же, там шпионы толпами не ходят, самое обидное — не предадут и не продадут, просто ляпнут ненужное в неподходящем обществе. Англоманы, франкофилы, германолюбцы… бывают такие? Уроды, одним словом: ради желания понравиться иноземной сволочи наизнанку вывернутся. Ага, загадочная русская душа… бля…
— Не понимаю.
— И не нужно. Пусть считается моей придурью.
— Но это не так!
В уме не откажешь. Или в обычном женском тщеславии — кому охота быть замужем за идиотом? Хотя они в большинстве случаев именно таковыми мужчин и считают, но в глубине-то души надеются на обратное!
— Конечно, не так. Но об этом — молчок.
Утро закончилось, и новый день принес сотни новых забот — казалось, здесь даже птички не гадят без высочайшего на то соизволения. Чего проще — накормить солдат, со вчерашнего вечера перебивающихся сухарями с ежечасно подносимой чаркой? Нет, нужно лично бить морды, снисходя с заоблачных высот до мерзостей обыденной жизни. Мордобитие в коей-то мере подействовало, и плац затянуло дымком от костров. Форменное безобразие и нарушение всего что можно, но кухня не справляется, и над огнем в больших котлах готовили баланду для арестантов — морить их голодом не входило в мои планы.
А какие они вообще, эти планы? Знать бы еще самому… За что ни ухватись — под пальцами расползается, подобно гнилому сукну. Оставила мамаша наследство: воры, бездельники, лихоимцы, казнокрады, пьяницы. Одним словом — безродные космополиты, прости, Господи. И какая сука рассказывала когда-то о беззаботной жизни царя-самодержца, сидящего на троне с единственной целью — угнетать да закабалять? Еще неизвестно, где легче, в поле с сохой или во дворце. И где безопаснее.
— Ваше Императорское Величество! — Ну вот, опять кому-то понадобился. — Ваши пистолеты, государь!
«Августҍйшій Императоръ! Государь Всемилостивҍйшій!
Воспяти солнце во днехъ Езекіи и приложи житія Цареви. Ты, благодҍтельное свҍтило Россіи, озаряя нынҍ насъ животворнымъ воззрҍніемъ Твоимъ, и чрезъ то въ Тебҍ самомъ возвращая удаляющееся отъ насъ солнце, прилагаеши намъ житія. Обновляется жизнь наша, и новая къ просвҍщенію въ сердцахъ нашихъ воспламеняется ревность. Отселҍ паче и паче процвҍтетъ сей малый ученія вертоградъ, разботҍютъ красная его и потекутъ ароматы его.
Такъ вы, юные крины сего счастливаго вертограда, младые питомцы наукъ! взывайте: стани солнце наше, теки по пути мудраго Твоего Царствованія, да будетъ исходъ славы Твоея отъ края небесе; да царствуеть съ Тобою въ непрерывномъ здравіи и благоденствіи дражайшая и вселюбезнҍйшая Супруга Твоя, со всҍмъ Августҍйшимъ домомъ».
(Резолюция рукой императора — «Денег дармоедам не давать. Павел».)
ГЛАВА 4
Неужели принесли пистолеты? Вот, ей-богу, безоружным как без штанов себя чувствовал. Шпага не дает той уверенности, да и фехтовальщик из меня, честно признаться, никудышный. Против офицера с такой же зубочисткой еще потяну, но обученный солдат в штыковом бою шансов не оставит, тут к бабке не ходи.
— Вот! — Акимов протягивает оружие рукоятями вперед. — Насилу достал.