- У нее есть иное название, - просветил офицера Лампсберг, - мелинит.
- Так бы сразу и сказали, - пробурчал штаб-капитан. - Да, светлая у парня голова. Была. Вы же его ровно на эту самую голову укоротите, когда поймаете. Право, жаль, мог бы с такими талантами большим ученым стать.
- Надо было раньше думать, - отрезал жандарм, - прежде чем свои таланты к покушению на Государя прикладывать! Теперь уже каторгой точно не отделается.
- А папаша его?
- Клянется, ничего не знал. Сынок не гулял, денежки отцовские не транжирил, женщин гулящих не водил, учился на "отлично". Чего еще любящему отцу надо? Вот и упустил сыночка. Кстати, у меня для вас еще одна не слишком радостная новость.
- Что еще? - насторожился штаб-капитан.
- В пакгаузе труп обнаружили прикопанный. Зарезали бедолагу. Полагаем, это кучер вашей супруги. Надо бы, для порядка, опознать.
Известие хоть и ожидаемое, а все равно крайне неприятное. Самое же главное, безо всякой на то причины погиб человек. Жил тихо, служил на конюшне, возил, кого и куда скажут, да однажды не туда, куда надо заехал не по своей вине. А там его взяли и хладнокровно зарезали, как обузу, лишнего свидетеля. Вроде, и нет прямой вины Алекса Магу в случившемся, а на душе все равно пакостно.
- Я его видел всего несколько раз и тут вам не помощник. Завтра к вам отцовского дворецкого пришлю, он опознает.
На этом офицеры расстались. Далее Алекса закружил круговорот подготовки к высочайшему визиту. В последний момент обнаружилась масса упущений и недостатков, которые нужно было срочно устранить. По всему расположению батальона что-то драили, мыли, красили, выставляли напоказ или убирали с глаз долой. Притом, любая мелочь в один момент могла быть раздута до вселенской проблемы, требовавшей вмешательства батальонного командира.
Одной из таких мелочей была покраска трибуны для высочайших гостей. Поначалу ее не планировали красить вообще. Потом, решив, что голые доски имеют слишком неприглядный вид, ее все-таки решили покрасить. При этом назначенные малярами солдаты ухитрились забодяжить такой грязно-серый цвет, после которого комбату осталось только махнуть рукой.
- Перекрасить к едреней фене!
Следующий день был посвящен подготовке личного состава, ибо высочайший глаз не должен быть оскорблен неказистым видом, как нижних чинов, так и господ офицеров. Форма, оружие, амуниция, внешний вид, все должно быть представлено в полной исправности. Построения и осмотры с интервалом в два-три часа чередовались с устранением выявленных недостатков. Унтеры проверяли солдат, офицеры нижних чинов, ротные командиры вверенные им подразделения, ротным доставалось от комбата.
- У вас воротник мундира на солнце выгорел.
- Господин штаб-капитан, - взмолился Николосов, - я же до завтра никак не успею мундир перешить!
- Знать ничего не желаю, - проявил самодурство комбат, - сегодня у вас ворот выгоревший, а завтра будет морда красная, когда Его Величество замечание сделает. Перешить!
- Есть перешить, - обреченно согласился командир третьей роты.
Самому комбату такого рода проблемы не грозили. Шить новый мундир он посчитал излишним, старый же прислуга привела в идеальное состояние. И если за собственную форму он не волновался, то от всего другого его слегка потряхивало. Все таки впервые ему предстояло не только самому предстать перед императором, но и представить в лучшем свете целый пехотный батальон. От того, какое впечатление произведет батальон на Величество, зависела не только его дальнейшая карьера, но и судьба служивших в батальоне офицеров.
В назначенный день Алекс прибыл в батальон к пяти часам утра. В расположении уже никто не спал, устранялись последние недостатки. Вслед за комбатом, то и дело потирая шею под новым воротником, приехал штаб-капитан Николосов. Ротный сходу поделился новой проблемой.
- Я вот все думаю, может, нижних чинов сегодня завтраком не кормить? Точно ведь кто-нибудь обляпается, все старания насмарку.